Вообще разочаровать ребёнка в лучших чувствах (даже если этому ребёнку уже пятнадцать, и он чувствует себя вполне взрослым и самостоятельным человеком) – штука, которая под силу кому угодно. Нет, правда, Фрейя по-детски ожидала, буквально, что Ингвар будет счастлив рассказать ей все, и он, казалось, этим ее ожиданиям даже подыгрывал: разливая по кружкам дымящийся чай, выставляя на стол сладости и вообще приглашая ее к себе в дом. Она готовилась, читала, и вообще была так уверена в себе, а тут... вот. Было слегка обидно. Да что там слегка! На самом деле, Ингвар не стеснялся ее подкалывать, и Фрейе, может быть, хотелось бы нахохлиться и напустить на лицо все разочарование мира, но она держалась изо всех сил. Во-первых, это было бы жутко невежливо, а она всё же в гостях. А во-вторых – это бы порушило все её планы, которых она в своей рыжей голове настроила уже миллион, а этого допустить было нельзя никак.
– Я не даю задний ход, – буркнула Фрейя, потерявшая львиную долю своего вдохновения: она искренне боялась, что Ингвар просто откажется, потому что она показалась ему недостаточно готовой учиться. – А мама эльфов просто не понимает. Они ее, впрочем, тоже, так что у них все взаимно. Не помню, чтобы кто-нибудь из эльфов на нее обижался.
Надо сказать, представители сокрытого народа действительно всегда были необычайно лояльны к любым репликам Гудрун, если и позволяя себе в ее отношении какие-то выходки, то весьма мягкие и совершенно шуточные, когда как некоторым ребятам от мудрых эльфов доставалось куда как сильнее. Гудрун была для них чужой, но, в самом деле, не делала такого зла, которое обострённое чувство справедливости эльфов не смогло бы вынести.
– И ничего нет у меня общего с Тором, – вот это сейчас было вообще неприятно, учитывая, как не любили детей этого Бога у нее в клане. – Я постараюсь вести себя сдержаннее и буду слушаться, правда! – Фрейя глубоко вздохнула и посмотрела на Ингвара кристально честными глазами. Хотя, в целом, она и не врала. Просто это обещание ничего не гарантировало, но это было достаточно очевидно, чтобы не произносить уточнений вслух. – Я действительно очень хочу научиться все делать правильно, а не абы как, по наитию.
Следующий вопрос заставил Фрейю хорошенько призадуматься. Как уложить всё то, что она слышала и видела в небольшой рассказ? Стоит ли сразу же говорить Ингвару обо всём, или это будет не самым правильным её шагом? Конечно, то, что в этом случае ее доверчивость могла выйти боком, было крайне маловероятно, но напороться на что-нибудь нехорошее очень не хотелось бы. Впрочем, выбор был невелик – либо она честно рассказывает Ингвару всё, либо говорит по минимуму и тогда бросает всякие надежды на то, что он согласиться ее учить, потому что это будет заметное неуважение. Рассудив, что ничего страшного не случится, Фрейя взялась перечислять.
– Раньше мы только играли. Они рассказывали мне сказки, истории своего народа, о которых не написано в наших книгах, показывали разные чудеса. Еще им очень нравилось слушать, как мама рассказывает легенды о старых Богах, – Фрейя расплывается в улыбке, на секунду забыв, о чем идёт речь. – Но в последнее время им как-то беспокойно. Они все реже зовут меня танцевать, кажется, переживая, что я забуду сама себя, но достаточно часто вспоминают, что в их мире безопаснее. Еще говорили что-то про ветра перемен, но это было больше похоже на очередную страшилку. А про подарки - да, у меня много колечек и блестящих подвесок, подаренных эльфами, но большая часть из них просто красивые безделушки, хотя некоторые, насколько я понимаю, помогают мне слышать их народ лучше, а для них являются своеобразным знаком того, что я не чужая. Не уверена, что понимаю, как это работает, но стараюсь то, что назвали важным, не снимать. Еще у меня есть вот что.
На последних словах Фрейя бросается к рюкзаку, который до этого кинула на пол, и спустя несколько секунд возни выкладывает на стол перед Ингваром средних размеров камень, напоминающий что-то вроде куска прозрачно-золотистого исландского шпата.
– Это диво-камень. Если посмотреть в него, то можно увидеть всё, как есть, без обмана и морока. Правда друзья говорят, что я выгляжу странно, когда пытаюсь долго смотреть внутрь камня, но эльфы сказали, что я смогу увидеть истину тогда, когда это будет действительно необходимо. И я им верю. Вы правы, из Фрейров была моя бабка, ее звали Аслоуг. Она рано вышла замуж и довольно рано умерла, поэтому вы, наверное, могли и не быть знакомы. Лет в семь эльфы помогли мне найти на чердаке в куче старого хлама ее записи и амулет, оберегающий сознание. Я ношу его, практически не снимая – он небольшой, и я привыкла. В дневниках бабушки много интересного, но мне их уже не хватает, – Фрейя замолкает, подбирая слова. Она жалела, что не была знакома с Аслоуг, будь та жива, наверняка сама смогла бы внучке рассказать и показать гораздо больше. – Она... В общем, и сама успела не так много увидеть. А святилище, я надеялась, сможете показать мне вы.
Под конец своего коротенького монолога Фрейя постаралась изобразить готовность слушаться, внимать и учиться всеми подвластными ей способами и стала снова пристально глядеть на Ингвара, ожидая его вердикта.
