halsey – ghost

I don't like them innocent
I don't want no face fresh
Want them wearing leather
Begging, let me be your taste test

jean-pierre taieb feat. anna he – running after my fate

Sin of the time, of the minds
Are we ruining ourselves?

stigmata – не забывай

И я забываю все города
И эти фото для наших стен.
Помни, что я выбрал тебя сам,
Я сохраню тебя от всех, но...

fleur – сегодня

Больше не будет больно и плохо,
Сегодня не кончится никогда.
Между выдохом каждым и вдохом
С неба летит звезда.

Гаснет звон последнего слога
И шкатулка вопросов пуста.

Начинается Самайн, священна его пора, запирают ставни, детей укрывают сном. Дни Безвременья, время тёмное, Кром Круах по ночам с холма спускается в мир иной. В каждой хижине страх, и страх ослепляет всех, на соседа и брата до срока наточен нож, застывает вода на мельничном колесе. Кром Круах по ночам спускается в мир иной. Осторожность губит, от подлости жди беды, нападай, пока стоишь на пути земном. Если первым убьешь - зима заметет следы. Кром Круах по ночам спускается в мир иной.

Неспокойно на сердце, да сердце - дурной боец. Норовит предать, когда за окном темно.

Кром Круах, услышав песни таких сердец,
по ночам
за ними
спускается
в мир иной.

Этот путь опять приведет на юг, где искусство войны и огонь в руках. На войне я не о себе пою – обо всех, оставленных в дураках. Обо всех, кто верил и умирал, не умея отважиться и уйти. У меня был отчаянный генерал: без приказа душу изрешетил. Мы братались с ним яростно на крови, подбирали калибры, стволы, слова. Он умел прицельно стрелять в своих, а мишень заметна, пока жива. Я держалась долго – тигриный нрав, только боль по сердцу прошла, как плеть.

Но искусство - награда того, кто прав.

И за это стоило умереть.

Мне все кажется, Бог живет высоко в горах...

Расскажи мне, что тебе видится с высоты? Я иду к тебе, научи меня не остыть. Я боюсь тебя, помоги мне не слышать страх. У тебя здесь покой – ни людей, ни имен, ни слов. Только небо и птицы, ныряющие в него. Ты плывешь легко, в облака опустив весло, задеваешь колокол, и раздается звон. У тебя здесь тишь да божия благодать, поднебесный купол, обетованный рай. Только там, под тобой, до самой земли – вода. И не видно тебя, как часто ни умирай. Разреши мне рассказать тебе о других – о бескрылых, не отмеченных чистотой, одиноких – тех, кому не подал руки ни ты сам, ни переменчивый ангел твой. Что им делать, если речь заглушает плеск твоего весла, рождающего дожди? Ты всегда высоко в горах, на твоей земле из двоих идущих выживет лишь один. Что им делать, если ты не подашь им знак? Как понять, что кроме бога, никто не свят? Отпусти меня – вернуться к ним и узнать, как смертельно им тоскуется без тебя.

На земле костры, и время горит в кострах, люди жмутся друг к другу, греют ладони, ждут.

Бог нас любит, но Бог
живет
высоко
в горах.

Он стоит на вершине и слушает пустоту.

Он заходит в бар выпить шот перед долгой ночью,
собираясь звонить, разбирается на запчасти.

- Я же знаю, о чем ты молчишь и чего ты хочешь, но я должен быть точным, детка, предельно точным, помаши мне с другого берега, мое счастье.

Бар становится темным, как роща на Черной речке,
на салфетке - какого черта? - не пишет ручка.

- Я вот-вот замолчу, пожалуйста, стань мне речью. Наша вечная служба жестока, но безупречна. Я сейчас разделю нас в тысячный раз - беззвучно.

Между баром и небом - как водится - мост и бездна.
По сигналу злятся алые светофоры.

- Ну же, милая, как мы выживем, интересно? Я опять разведу мосты и не будет места, ни дороги для нас не останется, ни опоры.

Мир встает на дыбы - не мост, а гнедая шельма.
На другой стороне отпускают поводья люди.
Месяц город за горло держит - тугой ошейник -
и быстрее всех задыхаются те, кто любит.

Он идет в свой бар, повышает привычно градус,
предсказав звонок, достает телефон неловко.

- Я хотела сказать тебе правду, простую правду. Знаешь, каждую ночь мы чествуем эту рану.
Но внизу, у причала,
всегда
остается
лодка.

Что останется мне, когда ты меня предашь? Бесконечна багряно-чёрная череда: нежеланный талант, да вросший в ладонь клинок, моя избранность, ненавистная мне давно, тяжесть мира, всегда лежащая на плечах, роль спасителя, роль героя, роль палача, избавителя от ненастий и темноты. А сейчас у меня всё это и ты. И ты.

Что с тобой разделяю, дальше нести легко, оттого я смолчу, виденья мои о ком, как является мне без малого в каждом сне: станет алым всё наше белое, словно снег. Обещаю сыграть — кому это нужно? но — удивление в миг, когда ты достанешь нож.