Последние месяцы дела в клане шли хорошо и сравнительно спокойно, если о спокойствии приходилось говорить в сложившихся в стране обстоятельствах. Так или иначе, но клан Ньерда находился в стабильном и всем понятном положении, возглавлял воинствующий корпус консерваторов и совершенно ни в чем не уступал своим противникам. Для Гудрун это было достаточным основанием полагать, что все идет хорошо и ей не о чем беспокоиться, она может хотя бы на время расслабиться и провести время с семьей, не думая о том, что завтра они все могут не проснуться из-за яда в ужине, или из-за того, что им всем перережут глотки, пока они спят. Не то, чтобы колдунья была параноиком, но ей часто приходилось сталкиваться с подлостью и жестокостью клановой вражды и последние несколько лет ее опасения не были бессмысленными хотя бы потому что за ними маячили вполне реальные мотивы.

Нельзя жить в страхе. Так говорил отец Гудрун и она всегда с ним соглашалась. Впрочем, погиб бывший глава дома Ньерда благодаря этому же принципу. Его дочь очень многое переняла от него, но от матери ей досталось умение думать головой прежде чем доставать кинжал из ножен и потому правление ее не закончилось столь же стремительно, сколь закончилось правление отца. Она не боялась. Ни врагов, ни завтрашнего дня, ни того, что может постигнуть ее неделей после. Гудрун слишком многое пережила и со слишком многим справилась, чтобы теперь трястись из-за одного падающего листа. Пожалуй, трястись ее не заставит теперь даже листопад и целая буря, готовая вот-вот разразиться на подмостках жестокой действительности. По этой причине ни текущая ситуация в стране, ни даже мелкие проблемы внутри дома не тревожили Гудрун. Они добились сравнительно устойчивого положения дел и вложили в это много сил и могли позволить себе немного передохнуть, в чем женщина каждый новый день убеждала саму себя, мужа и сыновей. Увы, они не были столь же оптимистично настроены, как и сама глава дома и вместе с советниками убеждали женщину, что им стоит опасаться удара со стороны, не нужно расслабляться, терять бдительность и прочее-прочее-прочее. Бдительность Гудрун не теряла. Но спала теперь до десяти утра, что прежде казалось немыслимой роскошью.

Прошедший день женщина провела в решении вопросов порта и фамильного бизнеса, который всегда был вторичен по отношению к делам дома. А дел у дома было обычно неприлично много и управляющий был рад тому, что хозяйка, наконец, решила навестить свое детище и озаботилась его делами. В порту женщина провела большую часть дня, подписала документы на новые суда, контракты с иностранцами об экспорте рыбы, утвердила утилизационные расходы и изрядно утомилась, придя домой уже ближе к вечеру, когда, к тому же, сильно испортилась погода.

Гудрун едва успела переодеться в платье и обработать раны, оставленные недельным сражением с кланом Тора, как в дверь постучали. Прислуга за редкими исключениями уже была отпущена и женщина неторопливо спустилась в холл сама под внимательные взгляды сыновей и супруга. Кто мог беспокоить их в довольно поздний час? У колдуньи не было предположений на этот счет и она была сильно удивлена, когда увидела на пороге дрожащую от холода Асгерд. На душе стало как-то тревожно – и за девчушку, и за причину ее появления здесь. Недолго думая, Гудрун потянула юную вельву к себе и закрыла за ней дверь, не слушая завывания ветра.
- Асгерд? Ты в порядке? Почему так легко одета и что случилось? – обеспокоенность главы клана была вполне искренней. Она стянула с девочки курчонку и тут же закутала ее в висящую на крючке белоснежную шаль.

- Эрин, подай нам чаю в мой кабинет, - коротко распоряжается женщина и приглашает Асгерд проследовать за ней. Пропускает вельву в кабинет, прикрывает дверь и указывает на кресло, садясь напротив. Тотчас же подают горячий чай с лимоном и морошкой, а дверь Гудрун закрывает на защелку с тем, чтобы избежать лишних ушей.

- Я внимательно тебя слушаю, милая. Здесь никто кроме нас не узнает деталей разговора.

Несмотря на то, что среди колдунов «смертными» было принято называть лишь простых людей, по сути явления, все они были смертными и все они рано или поздно должны были вернуться в землю, из которой когда-то пришло. В случае с кланом Ньерда более точным определением была вода. Все они возвращались в ту же воду, из которой прибыли, под покровительство морского Владыки и не было перед ним страха у тех, кто всю свою жизнь был достоин его имени, его славы, его силы и его духа. Гудрун не боялась. Ей нечего было страшиться, ведь она защищала имя своего Бога как никакая другая женщина в этой стране. Ей нечего было стыдиться, ведь Ньерд был частью ее самой и эту часть она отстаивала так ревностно, как никакой другой мужчина в этой стране. Морской Владыка примет ее с распростертыми объятиями и сам проводит ее в Вальгаллу и усадит за стол с ее великими предками, где она будет пировать до тех пор, пока не родится снова. Гудрун не боялась смерти. Она ждала ее как самую высшую награду за свои труды. Ее имя уже было запечатлено в истории. Найдется много злопыхателей, которые пожелают очернить ее, но никто и никогда о ней не забудет. Она будет жить здесь как Гудрун многие-многие века, а затем родится снова с тем, чтобы продолжить свой путь.

Именно так колдунья представляла свою смерть и свое посмертие. Она не боялась его, она от него не бежала, желая быть достойного своего Владыки и своих Богов, которые почитали смерть за большую честь. Гудрун знала, что у нее нет права выбирать, когда ей уйти, но она точно знала, что она может выбрать как – в попытке укрыться от неизбежной гибели, или смотря ей прямо в лицо, даже если она обретает черты одного из самых близких людей, черты среднего сына, Свейна, который всегда был близок к предательству, но никогда не должен был переступить заветную грань. Беспокоило ли это Гудрун? То, что она, быть может, умрет уже совсем скоро – ни капли. То, что ее убьет ее собственный сын – безумно. Это бередило душу и заставляло сердце биться с утроенной силой. Как же он ненавидел ее и как же он в ней нуждался, если решился пойти на такое. Как же многое она упустила, если Свейн решился напасть на свою собственную мать. Переменить ли он свое решение, когда узнает, что мать носит под сердцем еще одного ребенка? Решится ли он убить не только ее, но и свою собственную сестру? Гудрун не знала. Она не боялась своей смерти, но боялась гибели своего сына. Гибели его души. Его будущего. Его самого. Владыка никогда не примет в свои объятия предателя и убийцу родичей. Владыка никогда не проводит его в Вальгаллу. На плечи Свейна опустятся самые страшные проклятия и самые страшные последствия. Женщина судорожно соображала, что ей надлежит делать, присела в кресло и сложила руки на груди в явной озабоченности, которая продлилась ровно того момента, как колдунья поняла, что находится в кабинете не одна. И, должно быть, это видение в куда большей степени напугало племянницу, чем саму Гудрун, судорожно соображающую, как надлежит поступить в этой ситуации.

- Милая, ты очень смелая и решительная девушка, раз тебе хватило мужества прийти ко мне и все рассказать. Ты – достойная наследница отца нашего, Ньерда и я горжусь тобой, - женщина ободряюще улыбнулась и прикоснулась теплой ладонью к тонюсенькой ручке Асгерд, понимая, как ей, вероятно, сложно было сказать то, что она сказала и тем более – решиться прийти к Гудрун самостоятельно, не дожидаясь возвращения наставницы, - Видение было синим? – как бы невзначай интересуется женщина, откидываясь на спинку кресла. Ей важна любая деталь, но больше всех прочих – именно эта, потому что только от неизбежности видения зависела его значимость и дальнейшие действия Гудрун, - Я умру, согласно твоему пророчеству, или ты видела только факт нападения? Мой ребенок? – уже гораздо тише спрашивает женщина. Здесь еще никто не знал о том, что глава клана находится в положении, даже ее муж еще не был в курсе. Слишком много дел было, и слишком многое зависело от способности Гудрун участвовать в текущих событиях, не опасаясь за свою жизнь и жизнь своего ребенка. Если кто-то узнает, что она беременна, ей не дадут возможности вести привычную жизнь, - Об этом никому не говори. Никто не должен знать. Даже твоя наставница. Это будет нашей маленькой тайной. И Асгерд, даже если Свейну удастся меня убить, ты никому не назовешь его имени. Никому, слышишь меня?

Гудрун всеми силами старалась сохранять спокойствие, но поданная информация ставила ее в тупик: она прекрасно знала, что не может арестовать Свейна, не может приговорить его к смерти, не может причинить зла собственному сыну. Единовременно женщина прекрасно знала, что оставлять все так, как есть, она не имеет права тоже, потому что это будет приравнено к невыполнению долга перед семьей, перед кланом, не говоря уже о клятве Главы, которая гласила, что Гудрун всеми силами и до последней капли своей чистой крови будет стоять на защите интересов своего дома. Если она позволит сыну себя убить, зная о существовании опасности – едва ли это можно будет счесть исполнением данного обещания. Вместе с тем женщина прекрасно знала одну важную вещь: она не хочет, не может и не будет жить в страхе. Ни перед Свейном, ни перед либералами, ни перед кланом Тора, которые, без сомнения, и подтолкнули ее сына к такому решению. Они хотят паники? Они никогда ее не получат. Гудрун предстояли долгие недели приготовлений и готовиться она собиралась не только к Самайну. Но и к тому, чтобы передать все дела Асгейру надлежащим образом, не давая семенам хаоса оказаться рассеянными по благодатной почве кланового траура. Конечно, женщина сделает все возможное, чтобы не допустить своей смерти, но если это все же свершится, старший сын должен беспрепятственно принять в свои руки власть и продолжить их общее дело.

- Это ничего, моя милая, - Гудрун тепло улыбается племяннице, зная, что та итак слишком многое пережила в этом видении и слишком многому стала свидетелем. Прямолинейный максимализм юности не давал ей возможности окинуть взором все грани увиденного события, но она сделала очень многое, предупредив главу о подобном положении дел, хоть и довольно прискорбном, - Мы все учимся, даже самые лучшие. Ты еще так молода – ты обязательно обучишься своему дару так же, как Рунгерд, хотя я уверена, что даже намного лучше, - колдунья ни в чем не смела обвинить племянницу. Требовать от нее большего было бы кощунственным. Порой Гудрун и Рунгерд могли сойтись в гневной перепалке, когда вельва не могла предоставить достаточное количество нужной информации, но две эти женщины были знакомы целую вечность и колдунья требовала от пророчицы самых точных сведений, зная, что та способна очень и очень на многое. Асгерд же была лишь девочкой, ученицей и племянницей, которую Гудрун не забывала поздравлять с Йолем. С нее спрос был меньше, к ней женщина относилась во много раз мягче и сейчас хотела лишь приободрить девушку, не заставляя ее думать о тяжести увиденного. В противном случае, она не сможет об этом молчать, а клан, которому станет известно о предстоящих сложностях, и впрямь рискует окунуться в хаос, чего Гудрун не могла и не должна была допустить. Хотя бы потому что видение племянницы не было синим.

- Тише, Асгерд, тише, - просит женщина, приглушая свою просьбу тихим смехом. В этой девочке она видела себя в юности. Ей тоже казалось, что правда лежит на кончике ножа и нужно непременно вставать за эту правду, какие бы последствия это ни несло. Компромиссы появляются многим позже, когда мир перестает делиться на черное и белое и вперед выступают не только наши убеждения, но и обстоятельства, которые нас окружают. Это было сложно понять, когда из тебя хлещет жажда справедливости и веры в правду, Гудрун понимала и потому она не сердилась на племянницу и снисходительно прощала ей такое явное возмущение и несогласие с мнением главы, - Свейн запутался, милая. Он допускает ошибки одна за другой и тот поступок, что ты увидела – станет самой большой его ошибкой, если он его совершит, - она замолкает на мгновение, делая акцент на слове «если», - А если нет? Что тогда? Его заподозрят в замыслах против жизни главы клана. Ты думаешь, что его оставят в живых? Ты думаешь, что даже если оставят – он сможет дальше нормально жить и существовать в этих стенах? Нет. Одно это откровение сломает всю его судьбу. Он не заслуживает этого. Потому что мы все заблуждаемся. Мы все ищем себя. И я не стану убивать его лишь за то, что в своих заблуждениях он пришел к идее моего убийства, - очевидно, что это – лишь верхушка айсберга, но Гудрун нужно легко и веско убедить племянницу в правдивости своих слов и она не использует аргументы за пределами понятных девушке, - Кроме того, Асгерд, нельзя жить в страхе. Запомни этот принцип на всю свою жизнь. Лучше смерть, чем жизнь в страхе, потому что если ты боишься – тебя сокрушат. И если сейчас я окружу себя телохранителями, запру Свейна за решетку и удалюсь в свои покои, ожидая рождения дитя, о котором никому еще неизвестно, я покажу свой страх. И тогда, паду не только я, но и весь наш дом.