Олаф плетется впереди хозяина, оставляя за собой неглубокие следы, которые Артур с каким-то странным удовольствием рассматривает. В голове пусто — вроде бы и скучать времени нет (бедный пес тащит утку в зубах уже пятую минуту просто потому, что Артур слишком много думает), но подобное «состояние не состояния» не дает покоя, прокручивая одни и те же вопросы, на которые верного ответа попросту не находится. Вероятно, что Артур бы так и не забрал добычу из пасти своей собаки, если бы спаниэль сам не выплюнул ее, с громким лаем срываясь куда-то в глубину леса. Охотник в спешке поднимает утку и быстрым шагом идет за Олафом, чей хвост уже скрылся за первой елью.

     Из собственной головы Йоханссон вылезает лишь частично, все еще взвешивая на воображаемых весах стороны предполагаемых «добра» и «зла». Когда в жизни нравственного урода вроде Артура появляется действительно важный ему человек по обратную сторону преследуемой им морали, то разгорается Противоречие — нерушимые и плотно осевшие где-то в голове мысли, основанные на понимании скорых возможных перемен. И если одна артуровская сторона ждет этих перемен всем своим сердцем, то другая хватает первую за воротник и тянет выше, перекрывая доступ к кислороду, ибо «ты сошел с ума, хочешь лишиться всего, что у тебя есть?». Иногда кажется, что рискнуть — заманчивая затея в стиле весельчака Артура, а иногда, что умереть на самом легком и глупом задании за всю его жизнь — совсем не позорно и совершенно не страшно в сравнении с тем, чем может обернуться для него отречение от отцовских идеалов.

     Йохан с самой молодости был весьма жестоким человеком, коим его сделала армия. Для людей, погружающихся в его прошлое, следовало бы убрать от экрана беременных женщин и детей, потому что, как минимум, это потерял артуровский отчим. Но сын Йохана стал «злодеем» не потому, что в его жизни существует череда тяжелых событий, каждое из которых побуждает его на поиски расплаты в причинении боли другим. Артур не становился «злодеем» после того, как жизнь поимела его во всех красноречивых позах с особой жестокостью, и тело требует ответить тем же самым. Артур Йоханссон «злодей» лишь потому, что ему нравится быть плохим парнем, и причин быть добрым, когда выгоды от этого куда меньше, у него нет.

     И если бы какой-то (сумасшедший, не иначе) человек сказал «жизнь доводит каждого, и тебя довела», то Артур непременно плюнул бы тому в рожу и посоветовал пожалеть хотя бы себя, если нытье про несправедливость служит оправданием для кого попало. Матушка-судьба та еще сука, которая завяжет ажурный бантик на шее любого даже с бόльшим удовольствием, чем сам Артур плетет косички из волос мертвых ведьм, однако следы от перетянутой ленты не дарят право оставлять подобные на других. Артур как-то неестественно смеется, когда осознает это полным своим нутром, но все равно идет на следующее задание, ловит приколы от вида крови, скалит зубы на коллег и выбирает, кого убить следующим — колдунью или все-таки смертного. Где мотивы, причины и когда будут наконец последствия? На самом деле, самому Артуру тоже интересно.

     Чертов «homo insapiens».

     Это как знать, что ударит током, но все равно лезть пальцами в розетку. Или ожидать, что за проникновение тебе выпишут штраф, но ты все равно в силу необъяснимой генетической связи с ослами взламываешь этот замок и лезешь, куда не просили. Азарт, любопытство или желание скорее сдохнуть — Артур еще не решил, но точно понял, что оправданий себе не ищет. «Я моральный имбецил — и хуй с ним, зато весело». Он никогда не хотел, чтобы его жалели или любили по особенному — пускай ненавидят и называют козлом, ведь все равно жалеть не за что. Это было решением самого Артура — испоганить себе жизнь, и если ему когда-нибудь станет от этого больно, то никого обвинять, кроме себя самого, не придется.

     Артур все еще вспоминает первую ночь с Астрид с улыбкой — как та жалась к краю кровати в смущении, как смеялась от влажных поцелуев за ухом, как плевала на то, что он по возможности лишит жизни кого-нибудь из ее родственников, и все равно спала спокойным сном, пока тварь вроде Йоханссона обнимала ее со спины. Здесь Артур, признаться, теряется — что из себя представляет сама Астрид, если готова простить серийного убийцу, дело которого распространяется не только на колдовской, но и на человеческий род. Артур не стал бы останавливать ее, если бы та одумалась и рассказала о нем своему дому. Он, наоборот, иногда подталкивает ее на такой поступок, чтобы всякие мысли о том, что в один момент Артур может отречься от отца, ушли прочь, потому что среди колдунов его подавно не примут.

     С каких пор Артур вообще стал погружаться в подобные размышления, он не помнит, но ни разу еще не радовался тому, что Финн внутри него толкает на все эти Противоречия.
     «Хочу домой», — хнычет Финн.
     «Твой дом в охотничьем логове, кретин», — рычит в ответ Артур.

     Олаф сегодня слишком устал от хозяина, потому что тот медленный как раненная черепаха, все еще бредет сквозь листву к своему псу, который уже успел устроиться у ног какого-то незнакомца возрастом не старше студента. Первое впечатление от Артура было, по всей видимости, не ахти: внезапный небритый мужик в грязном бежевом пальто выходит из-за высоких кустов, волоча за собой окровавленный мешок с какой-то дичью. Ружье в испачканных руках и агрессивный сапсан на плече не делают артуровский образ дружелюбнее, особенно когда тот складывает одну руку на бедре, не специально смахивая с него часть одежды, все это время скрывавшей наличие еще и револьвера. Если продолжать исследовать экипировку охотника дальше, то вдобавок можно обнаружить пару ножей и другие прелести вроде пуль и пороха, но вряд ли незнакомцу это будет интересно, и Артур только вопросительно вскидывает бровь при виде не менее неожиданного парня посреди вечернего леса.

     — Не потерялся ли ты, пацан? Школа в той стороне, — Артур кивает в сторону Рейкьявика и временно вешает на Олафа клеймо дезертира, пока тот не решается вернуться к ногам хозяина.

Если бы Олаф не служил с честью и доблестью своему хозяину около пяти лет, то Артур обязательно бы сейчас обиделся. Или бы нарочито насупился, пытаясь заставить золотистого спаниэльского друга отвлечься от незнакомца и обратить на своего хозяина внимание. До прежней минуты преданный пес (который до сих пор оставался безгранично преданным, просто Артур в силу настроения слишком много драматизирует) минуту назад покинул его личное пространство, которое они вроде бы разделяли на двоих с самого утра, и продолжал получать ласку от какого-то школьника. В действительности парень скорее напоминал студента, сбежавшего от кульминации экзамена прямиком в лес, чтобы не догнали и не нашли, и тогда на маленькую долю секунды Артур почувствовал себя охотником, по всему видимому, в кубе. Тащить в свою лачугу кого-то крупнее зайца Йохансону не хотелось, а парень нисколько не напоминал даже крупного лисеныша. Знай Артур незнакомца немного поближе, то поспешил бы с этим поспорить: рыжевато-русые волосы и осторожность в прищуренных глазах вкупе с острым характером — чем тебе не лисица? Но стоило бы остановиться в сравнении человека с повседневной добычей, ведь так и жажде человеческой смерти появиться не долго, а в планы охотника на сегодня его специфические хобби не входили.

      Заплутавший, по мнению Артура, студент и нашедший его охотник смотрели друг на друга недолго, пока между ними не произошел очаровательный приветственный диалог:

      — Не потерялся ли ты, пацан? Школа в той стороне.

      — Тюрьма, дом престарелых и психиатрическая лечебница тоже не в лесу базируются.

      — Могу проводить до последней, если хочешь.

      Лучших слов для знакомства найти было нельзя — думает Артур и многозначительно вздыхает, закидывая ружье на плечо. Не было смысла брать столько оружия в утренний обход, который планировал закончится еще к обеду, если бы кое-кто не игнорировал всю дичь вокруг. Хватило бы и одного МЦ-19 для того, чтобы вернуться домой с парой-тройкой уток, но держать при себе револьвер было обязанностью, клятвой, данной еще в пятнадцать лет. Отсутствие оружия в обойме для Артура означает дискомфорт, неудобство и постоянное разочарование, когда рука невольно ложится на ту самую рукоятку. Форжас Таурус для него как пятая конечность, то, что спасает всегда, если не спасает глупая болтовня и простая человеческая хитрость. Он иногда не понимает, почему не учится магии, ведь у него есть для этого все шансы и даже защитное слово от епископа Микаэля: «это не колдовство, это — христианская магия!». Смешно до боли под ребрами, но оставаться в живых в самом сердце пчелиного улья позволяет — и большое на этом спасибо. Магия остается для Артура нереально интересной, но действительно недоступной роскошью, может быть, от лени, а может быть, от неспособности. Стоило бы во всем этом разобраться и подойти к вопросу серьезно, да вот преподавателей-колдунов пока еще в контактах не приходилось.

      Йохансону кажется, что он или единственный колдун, который не колдует, или стреляю-почти-как-дэдшот и есть его статическая магия. То же самое, что иметь рыбий хвост, но все равно ползать по земле.

      Артур смотрит по сторонам и оглядывает очерченный деревьями пустырь, почти посередине которого его охотничий пес вьется у ног незнакомца. По мнению самого охотника, вечер не есть самое благоприятное время для лесных прогулок, и, чтобы мог забыть в подобном месте странный парнишка, остается для Артура загадкой. Бессмысленно гуляющих по лесу людей Артур, признаться, не встречал уже давно, и иногда начинало казаться, будто лес становится его личной средой обитания. Однако же такой пустырь говорил за себя, что прекрасно подготовлен для того или иного времяпровождения, которым вряд ли окажется пикник наедине с самим собой, но вполне может оказаться... обряд? Ну, если подумать, сектантов в лесу Артуру встречать тоже не приходилось, а вот колдунов по всей Исландии было хоть лопатой отгребай, чем сын Йохана и занимался разочек в неделю. Внезапный парень в пальто не напоминал человека, который собирался через пару минут развести костер и крутить вокруг него хоровод, но наличие колец на всех пальцах левой руки говорили охотнику о том, что перед ним или любитель оригинальной бижутерии, или молодой (а может и не очень) колдун. Как и все люди, в первую очередь Артур мыслил стереотипным видением любого обряда, но головой понимал, что сесть и помолчать в компании каких-нибудь свиточков и брошек тоже с одной стороны обряд, но зачем этим заниматься в лесу, далекому от всех прелестей магии Артуру не знать.

      — Допустим, я и сам хожу по лесу в поисках нирваны, делая небольшие паузы на полянках, дабы оторвать себе кусочек природной энергии, но только не говори мне, что ты пришел сюда за тем же самым.

      Свой еженедельный шанс на охоту Артур уже потратил и убивать никого даже не думал, но поговорить и узнать, что все-таки здесь понадобилось ублажителю его питомца, очень даже хотелось. В рюкзаке наверняка было спрятано что-нибудь интересное, или, возможно, завернутые в крафтовую бумагу сэндвичи с ветчиной, и студент в действительности отправился на пикник для изгоев, пока Артур тут стоит и на полном серьезе размышляет о том, что появление в лесу человека это грандиозная неожиданность. Артур не знает, на кого он больше похож: на человека, который только что выбрался из Арбайтсдорфа, или на Кожаное лицо, который потерял по дороге маску, но вспомнив о том, что при первом взгляде на него незнакомец поспешил заглянуть в телефон, Артур решил, что в любом случае вызывает осторожность. «И правильно», — думает Йохансон, расслабляясь в лице.

      — Ты не переживай, я дядя добрый, и пес у меня вон какой классный — таких кокеров у плохих парней не бывает, — где-то здесь за артуровской спиной из кустов должен вылезти бурый обдолбанный медведь и выкрикнуть внятное «пиздабол!», но медведь не появился, и Артур наивно надеется, что ему поверят.

      Он переступает с ноги на ногу и после мягкого хруста смотрит под ноги, где в кучку собрались желтые, зеленые, желто-зеленые, зелено-желтые, желтовато-зеленоватые и, очень неожиданно, цвета хаки листья. Артур бы искренне удивился, узнав, что всем перечисленным цветам полагаются собственные оригинальные названия, и даже хаки имеет множество различных оттенков от болотного до шалфея, но ему, в принципе, все равно, и он решает, что эта куча просто создана для того, чтобы на нее положили мешок. Не долго думая, Артур кладет на них свой окровавленный ранец с утиными тушами и садится рядом почти в позу лотоса. Этот день все стремительнее приближался к сумеркам, и всякий лесной стафф вроде разброшенных повсюду листьев, веток и шишек уже качественно сливался с землей, но Артур надеялся, что не напорется на что-нибудь острое, когда стал разыскивать самый крупный лист, дабы протереть им руки.

      — Меня зовут Артур Йохансон, на моем плече сидит Адам, в мешке лежат Хельга и Арнольд, в твоих ногах шатается Олаф, и я просто не могу не спросить имя человека, на которого мой пес променял мое внимание.

      Артур как отражение фатального противоречия может менять свое настроение каждые полторы минуты. Он или совершенно не ревнив, или ревнует так, что скорой приходится лететь по срочному вызову из какой-нибудь Фоссвогур, и прямо сейчас его пес сидит у чужих ног, а Артур смотрит на него также удрученно, как Олаф нес утку несколькими минутами ранее.

— Хищная птица и окровавленные руки выдают то, что я на охоте, а вот одинокий мальчик посередине пустыря, готовый вот-вот подарить лесу свою душу — что-то более интересное, — Артур поджимает губы и хлопает по карманам своего пальто. Парень неслабо раздразнил его сигаретой, да и взгляд на тлеющий под красным огоньком табак невольно заставил вспомнить о том, что вообще-то пачка еще не докурена и ждет, наконец, своей расплаты. Артур недовольно смотрит куда-то в небо, пока ищет необходимое, а после обращает внимание на своего кудрявого друга.

       — Можно. Если у тебя еще найдутся малосольные огурцы, то он ими закусит и полезет в твой рюкзак за продолжением праздничного банкета, — Артур улыбается своей собаке, которая при упоминании огурцов радостно затеребила хвостом, — его пасть бесконечна как вселенная, и при особом голоде он выедает все мои запасы зелени и фруктов. Один раз я вернулся домой слишком поздно, и обнаружил, что половины ящика помидор просто нет, правда откачивал от овощного шока я его потом дольше, чем отсутствовал.

       Артур находит бело-красную пачку в заднем кармане брюк прямо перед тем, как сесть на землю, и радуется, что не сделал этого раньше. Сокол на артуровском плече подлетает, и охотник подкуривает сигарету, покуда обе его руки свободны. «Как бы сказал мой отец: ты зачем до человека доебался, одинокий пастух?», — про себя же думает Йохансон и наблюдает за тем, как студент прячет последние признаки страсти к ювелирным изделиям в свой рюкзак.

       — В общем, ищешь подключения к вай-фаю Черной Жемчужины. Как прознаешь пароль, сообщи, а то в лесу мой «эл тэ е» устраивает себе внеплановые выходные, — на странные и непонятные своему уму ответы Артур обычно отвечает тем же: первой пришедшей в голову чушью. Лично ему такой словесный салат помогает расслабиться и не пытаться вести себя на свои двадцать восемь, чего делать он категорически не любит — ему бы посоревноваться за худшее первое впечатление, а не умника из себя строить. — Я видел много странных студентов типа тех, что в день города тащили куклу-вуду с человеческий рост мимо полицейских, а когда синие воротнички спросили, что находится в черном пакете, студенты ответили, что Игорь не понимает шуток, — выдыхает с дымом Йохансон, вспоминая свои собственные студенческие годы, — но чтобы средиземноморских пиратов разыскивать — такими специфическими занятиями даже марокканские туристы не занимаются.

       Артур вдруг думает, что подарить незнакомцу утку, при условии, что он ее сейчас пожарит, будет весьма необычно, но, в принципе неплохо, однако сходится на том, что молодой Колумб вряд ли захочет проводить свой вечер в компании загадочного лесника. Наверное, купи Йохансон себе соответственную маску, и можно идти проходить кастинг на Ганнибала Лектора для ремейка «Молчания ягнят», но неизученная родственная связь с главным антагонистом первосортного фильма ужасов не позволяет просто вот так взять и оставить ребенка в покое.

       — Приятно познакомиться, Олавюр Локиссон, — конечно, ну конечно же Артур обращает внимание на фамилию нового знакомого, думая о том, что вариант с любителем дешевой бижутерии отпадает. Однако не гарантирует правды тоже, да и парень спешит оправдаться отсутствием воображения своей бабули, и Артур делает вид, что ему абсолютно все равно. Хотя, от части, так оно и есть. — Вообще, я бы по пиву, но давай, ебашь кофе, буду почтенно благодарен, — охотник улыбается и почти смеется про себя с комичности всего происходящего.

       Ни с того, ни с сего Олаф затихает; он усмиряет свой довольно виляющий из стороны в сторону хвост и кладет голову на бедро Олавюра, вглядываясь в кусты. Артур для себя решает, что ему чертовски повезло со своей статичной способностью: замечать объекты еще до того, как они появляются в зоне видимости, это конечно прикольно, но иногда возникает вопрос в необходимости сапсана, собаки и даже некоторых товарищей по работе, которые предпочитают валять дурака на заданиях, и вовсе не тем образом, коим это делает сам Артур. Нет, конечно, пес необходим (кто же еще будет таскать уток и сталкивать по утрам с кровати, когда будильники уже ни в чем не помогают?), ведь биолокация — не нюх, и до момента встречи с ожидаемым объектом Артур в глубокой душе не чает, что за сюрприз его вообще может ожидать. Тот максимум, на который он будет способен — это примерно оценить размер и скорость приближения объекта, или провернуть его любимую фишку с пулями, когда все функции своего недалекого головного мозга он заставляет соображать, в какую сторону необходимо увернуться. Но в том, что приближающуюся к нему норку он сможет заметить прежде, чем увидит ее перед своими глазами, он был уверен совершенно точно, а вот его биолокация, по всему видимому, не очень.

       Поэтому, когда эта самая американская норка вдруг выныривает из кустов и замирает на высокой древесной коряге в метре с половиной от Артура, то на полянке повисает гробовая тишина. Судя по выражению лица норки, она совершенно не ожидала встретить на своем пути целый отряд самоубийц в виде двух людей, собаки и охотничьей птицы, но в мгновенный бег пуститься не могла просто по соображениям безопасности. Адам перелез на руку Артуру еще около двух минут назад и был очень занят очищением собственных перьев, а Олаф, будучи в охоте заядлым старожилом, без команды хозяина не то, чтобы прыжка на добычу не делает, так вообще в присутствии лесных животных с места не сдвигается. Спаниэль, приученный к точному пониманию разницы между «охотой» и «паузой», знает, что единственным, кто возможно захочет накинуться на потерянное животное в данную минуту, является сокол, и украдкой следит за действиями птицы.

       Артур совершенно не знает, какие уже диагнозы от Альцгеймера до энцефалита успел приписать ему Олавюр, но продолжает напряженно и в то же время удивленно, пялиться на испуганное животное. По взгляду на охотника вряд ли скажешь, что для него наличие норки в лесу — это приятный подарок, но и такого изумления, по сути своей, красивый бархатный зверек вызывать не должен. Артур смотрит на Локиссона, на норку, снова на Локиссона, а после и на свою собаку все с тем же неподдельным удивлением. «Допустим, — Артур слегка дергается на месте и возвращается в свое привычное состояние среднестатического идиота, — я просто отвлекся и не заметил, у меня же такое бывает, когда я пьян. Главное, что сейчас я трезв, но».

       Норка думает, что бог преподнес ей второй шанс, и почти задним ходом аккуратно покидает пустырь, уже думая, как станет рассказывать соседям по норе о том, что чуть не стала очередной человеческой шубой. Олаф расслабляется, а совершенно все пропустивший Адам заканчивает умываться и начинает проявлять любопытность к артуровской ладони, в которой, к его сожалению, мяса не оказывается, но охотник думает исправить ситуацию и лезет в кожаный карман на ремне за кусочком сырой крольчатины.

       — Если подумать, не удивительно, что я раньше тебя не встречал, потому что обычно я работаю рядом со своим домом, а этот лес растягивается по северной зоне Рейкьявика. — Неожиданно для самого себя, охотник говорит что-то весьма нормальное, но надолго это не затягивается. — Внешность обманчива, шкет! Я могу оказаться тем самым стариком, который кормит голубей в парке напротив твоего дома, и может быть поэтому тебе кажется, что мы раньше встречались?

— Я, честно сказать, не виноват, что меня закрыли на работе на несколько часов, — если быть точным, просто оставили наедине с волшебным трупом какого-то либерала, о котором Артур ничего не знал, — я бы мог, конечно, взломать окно или выбить дверь, но оплачивать ремонт из собственных карманов мне хотелось не сильнее, чем подышать свежим воздухом, — ну или Артур всего навсего не желал сгореть при первом столкновении с какой-нибудь христианской магией. Увы, она действует и на него тоже, собственно, как и самый настоящий человеческий огонь, — ну а телефон у меня уже час, как был разряжен, — потому что сеть в протестантских катакомбах не ловит. — А этот старик всех любит, пока я не отдам противоположного приказа, так что пусть сидит, наслаждается чужим вниманием.

       Артур чувствует желание поменять позу на прекрасной зелененькой такой весенней траве и вытягивает ноги, пересекая тем самым границу обозначенного Олавюром круга, о котором сам Йохансон ничего не подозревал. Охотник сквозь зевок усмехается и добавляет, что «если у тебя здесь не работает сеть, то и вай-фай тебе незачем», но Локиссон начинает говорить что-то про пришлую магию, вовремя исправляясь.

       Артур улыбается. Пришлая магия — это либеральный прикольчик, успешно вызывающий консервативный диссонанс, и любой уважающий себя член клана из «Земли Богов» на такое высунет язык, не забыв упомянуть все минусы подобных практик. Ну, Олавюр мог иметь в виду какое-нибудь другое слово, например, приш...ельцы? Однако исправление Артур мимо ушей не пропустил, посмеиваясь от пиратов.

       — Ну, магия может быть и пришлая, только вот нас, далеких от магии людей, в студенческие годы вообще не волновали последствия ее использования, — артуровских одногруппников, и правда, они не волновали, но только про себя самого Йохансон гладенько приврал, — да и они на нас бы вовсе не отразились. Умей я колдовать, я бы, в первую очередь, научился готовить пиццу на расстоянии в пару километров. Вот так приходишь домой, а пепперони уже на твоем столе, горячая и вкусно пахнет. — После мыслей о пицце есть захотелось по-настоящему, но о потребностях своего желудка Артур предпочел забыть еще тогда, когда садился к незнакомцу попиздеть за жизнь. — Язычников и христиан я на своем веку повидал не мало, но, признаться, ищущих еврейского совершеннолетия исландцев встречаю впервые. А ты ведь исландец?

       Артур берет в руки кофе, благодарит за него и думает, что лучше, чем кофе в лесу, сейчас не может быть ничего. Вообще, неожиданные встречи в лесу это даже достаточно весело: вот сидишь, наблюдаешь за кочующим вдоль импровизированного круга парнишкой, и пытаешься оценить, насколько ты все-таки страшный, если тебя так остерегаются. Артур на минутку забывает о том, что в современном мире следует опасаться и бояться абсолютно каждого, и что уж говорить о молодом поколении колдунов, которые видят врага в каждом, кто хоть немного может напоминать сотрудника «Божьей воли». Самое ироничное, по мнению Артура, в том, что большая доля охотников, при стандартных городских обстоятельствах, тех самых охотников даже не напоминает, и в действительности легче встретить даму в платье с ножом на бедре наготове, чем ожидать, когда массивный бугай выхватит из-за плеча секиру и замахнется ей на твою голову. Таких вот «случаев» Артур сам наблюдает несчитанное множество каждый раз: ученые — вот кто здесь самые явные антагонисты. Вспоминая даже того Хаддюрсона — пиздюку девятнадцать лет, сто семьдесят сантиметров в холке и ноль ньютон при ударе правой, но посчитать, сколько народа он при помощи своих исследований положил, еще постараться надо. По крайней мере, самого Артура он перегнал точно, и повстречай такого светлого юношу на улице, даже не заметишь, как в твой утренний макиато из «старбакса» подсыпят лошадиную дозу серебряного настоя, а после и вовсе заставят выстрелить себе в голову из зажигалки — зная Орри, Артур может смело утверждать, что тот и не на такое способен.

       Но парень перед Артуром не обязательно являлся колдуном (даже после отмазы с оригинальной бабкой, Артур все еще не уверен точно, потому что это вполне могла быть и сущая правда, однако локиссоны любят врать, и если перед ним настоящий локиссон, то можно подозревать, что половина сказанного им — ложь), и с таким же успехом мог быть на самом деле кем угодно. Артур, в принципе, уже во всем запутался, и потому опустился дышать в кружку с теплым ароматным кофе, даже прикрывая глаза от удовольствия. Убивать он никого не хотел, да и не настолько часто он вообще подобным занимается, вопреки всей его рабочей репутации среди коллег, да и внезапный лесной приятель вряд ли собирался Артура трогать — конечно же, это Йохансон только что рассуждал по поводу заблуждений о внешнем облике, однако сейчас, с сигаретой во рту и кофе в руках ему, о господи, так все равно.

       — Вот как, — все-таки, сомнений в том, что Олавюр в действительности колдун, почти не остается: ничьи слова, кроме как последователя бога-трикстера, не заставили бы на серьезе задуматься о том, могут ли чьи-то религиозные убеждения помешать встрече с пиратами. И, вероятно, от преждевременного вывода Артура останавливает только истина, привитая еще с детства: «нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным». — Ну, твои религиозные убеждения достаточно специфичны, как не посмотри. Средиземноморские пираты, иудейское совершеннолетие, поиски келпи и патроним от скандинавского бога обмана подсказывают мне, что свое свободное время ты проводишь достаточно интересно, — встретил в лесу наебщика на свою голову, а теперь сидит соображает, в какой момент их диалога разговор перестал иметь какой-либо смысл. — Если может быть что-то интереснее просьбы найти хворост. Конечно я тебе его принесу, ты вон мне кофе налил, меня что ли благодарить не учили?

       После временной пропажи своих способностей Артур приходит в норму мгновенно после слов студента. Адам жадно рвет куски крольчатины в артуровской руке, хватая вместе с мясом куски перчатки, а сам охотник выдает в ответ самое «убедительное» объяснение из своего арсенала.

       — Какая команда, — Йохансон смеется, думая о том, как все это выглядело со стороны, — нет, я нашел у тебя и этой норки очевидные сходства, поэтому решил сравнить, и вы так оказались похожи, ума не приложу, насколько неотличим у вас цвет глаз.

       Артур решает дать кофе остыть и сходить пока что за хворостом — авось, тут все наедятся. Потому он встает максимально аккуратно, но Адам все равно слетает с руки и ныряет куда-то в чащу леса. «Надеюсь, что он мне так дорогу до щепок указывает», — Артур обтряхивается и снова зевает.

       — Конечно в Рейкьявике, где же еще. Боюсь в тех местах, где я бывал помимо этого города, ты вряд ли когда-либо находился, — «особенно если эти места являются охотничьими локациями», — думает Артур, — и на лодках ездить люблю, так что катер под твоими окнами мог легко оказаться тем самым, который я спер у давнего неприятеля год назад, — очередной сумбурный пиздеж, и никаких катеров Артур не крал. Зато делал кое-то более интересное — грабил морское судно, наполненное десятью тоннами свежего гашиша! — Почему ты так уверен, что видел меня раньше? Я же не такой отличительный, меня легко спутать с каким-нибудь другим небритым мужиком.