Lag af guðum |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Lag af guðum » Игровой архив » Кровь за кровь
КРОВЬ ЗА КРОВЬОсторожность губит, от подлости жди беды, нападай, пока стоишь на пути земном. • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
Участники эпизода: Альда и Раннвейг;
Время и место действия: 18 марта 2015 года, утро;
Краткое описание событий: Альда потеряла мужа, а Раннвейг потеряла дядю. Ни дом Одина, ни дом Хель не прощает убийства родичей. Кровью принято платить за кровь. И убийцы заплатят.
Охота закончилась, катарсис наступил вместе с видением о том, что охотников будет всё больше и больше на исландской земле. Видение ушло, а Альда всё ещё сидела на пристани, разогнав от себя всех, потребовав дать ей время побыть одной. С ней было бесполезно спорить, когда она впадала в такое состояние - пожалуй, даже Асгейр понимал. Или не понимал, может быть его убедила Хьёрдис - Альда не видела и не слышала, она смотрела куда-то за горизонт, в точку схождения неба и воды, туда, откуда придут остальные за ними, их детьми, их братьями и сестрами, кто захочет отнять у них землю их богов. Охота закончилась, охотник станет жертвой.
Альда сидела на земле поджав под себя ноги, а перед ней лежал обезглавленный труп охотника, который отнял у неё мужа; она не чувствовала ничего ровным счетом сейчас, кроме опустошения. Она думала, что месть покроет обиду, но она ошибалась - месть иссушила её, оставила только глухую скорбь. В конце концов, Ивар Водансон, которого она не любила, но который был её мужем, был хорошим человеком, достойным и, что главное, отцом её обожаемого сына. Хотела она того или нет, но он был уже частью её жизни, а часть жизни невозможно выкинуть.
Её руки были в крови, её одежда была в крови, на лице, кажется, тоже остались следы, когда она поправляла волосы. Солёный горьковатый запах от моря смешивался с запахом крови, вводя в странное коматозное состояние, когда всё вокруг тянулось бесконечно долго. Возможно, что это было последствием видения, которое ещё не закончилось, а время ещё не приняло естественный ход. Альда смотрела вдаль и вспоминала, каким был её муж. Одно она могла сказать точно - он был воином, а убит не был слабаком или трусом. Убийца был хорош, у него было сильное и смелое сердце, богиня должна была принять её жертву с благосклонностью и забрать силу врага, чтобы сделать её силой её клана. И, обладая благодатью клана, Ивар выбрал свою смерть - умереть в бою. Она не любила этого мужчину, но уважала, и сейчас чувствовала, что это потеря для неё.
Рассвет растекался пятнами крови, неровными и смотрящимися вдвойне тревожным предвестником грядущей бойни. От большой воды потянул сильнее ветер, а за ними потянулись люди, работавшие на пристани; как бы Альде не хотелось не шевелиться и смотреть в пустоту собственной выжженной души, нужно было идти. Если ночью в ней играла кровь Ньёдов, то сегодня утром в ней играла кровь Хель.
Альда въехала в Коупавогюр утром. Ещё было рано, но прилично для визита к главе клана: она так и не ложилась спать, а вернувшись в Аульфтанес, в родовое поместье, она смыла с себя кровь, переоделась в простые чистые белые траурные одежды. У родового замка Вотсонов она остановила машину и несколько минут сидела, настраиваясь сделать то, что она собиралась - она написала Торвальду о том, что хочет его посетить в этот тяжёлый для обеих семей момент. Её ждали, она не сомневалась.
Наконец, выдохнув, она забрала с заднего сидения машины корзину с даром. С Даром, с единственным подарком, который она могла сделать человеку, который потерял своего родного брата - с головой убийцы Ивара.
- Примите мои глубочайшие соболезнования, - её проводили сразу же, как она появилась на пороге, без лишних вопросов. Альда не так часто бывала в Коупавогюре, но не знать её было невозможно - слишком велики ставки. Женщина поприветствовала главу клана Одина склонив голову, потому что здесь была не её территория, здесь следовало уважать чужие традиции и чужую власть. Она увидела Раннвейг, задержала на ней взгляд - с девочкой в белых жреческих одеждах она хотела поговорить после. Юная жрица ей нравилась, она выросла у неё на глазах и была далеко не чужим человеком. - И этот подарок, а вместе с этим знай, что я так же оплакиваю Ивара Водансона, как и все вы, чту его память. И память воплотила в смерти того, кто убил его. Знай же, Торвальд Водансон, твой брат был сражен сильным противником, не оскорбившим его честь как воина и мужчины.
Отредактировано Alda Helsdottir (2017-06-30 10:50:18)
- Его дух найдет путь в пристанище наших предков, отец. И пребудет он до самого Рагнарека в обители Водана, где храбрые сердцем могут жить вечно, - она кладет тонкую руку на плечо Торвальда, чувствуя как ненависть к врагам, посмевшим пролить кровь ее рода, клокочет внутри. Это гневится Всеотец и их великие предки. Это гневится их славный Род и их величие их чистейшей магической крови. Раннвейг знает, что не будет конца этому клокотанию до тех пор, пока ее дядя не будет отмщен, до тех пор, пока череп его убийцы не украсит обители Одина, до тех пор, пока не будет он и его род проклят до скончания веков, лишенный возможности войти в Вальгаллу и испить мед из кубка вместе со Всеотцом. Таково было наказание для тех, кто пролил кровь детей Одина и Раннвейг от всей души прокляла убийцу Ивара, пообещав Всеотцу, что родичи его отыщут ублюдка и заставят захлебнуться в своей крови.
Право кровной мести обещало Ивару отмщение. И хотя Раннвейг не знала, займется ли этим ее брат, или вдова почившего, ее отец, или кто-то из карателей клана, она была уверена в том, что смерть Ивара охотникам с рук не спустят никогда, потому что их клан не забывал своих родичей и никогда не спускал никому их убийства. Такова была воля Всеотца и нарушить ее в Коупавогюре решился бы только безумец, коих здесь не наблюдали с тех пор, как выродилась проклятая ветка душевнобольных ее двоюродного прадеда.
Ивара похоронили как подобает воину: погребальная ладья его была подожжена одни из пирокинетиков клана и он отправился в последний свой путь в Вальгаллу так, как подобает великому сыну Всеотца. Раннвейг отправляла погребальный обряд и кончиками пальцев ощущала, как душа покойного уходит в дом предков перед которыми ему нечего будет стыдиться. Как и всем им, ибо охотники были чумой, а союз консерваторов – лекарством, пришлая магия – ядом, а дом Одина – противоядием. Бой Ивара был окончен достойно, он пал в битве и не существовало на свете смерти более благородной, чем эта. Их бой только начинался и ненависть к убийцам колдунов становилась все сильнее, по мере того как разгорался костер младшего брата главы дома.
Траур не заканчивался. В родовом доме не играла музыка, не читали стихи, женщины носили черное и лишь одна Раннвейг, позволившая себе отлучиться из Святилища так надолго, контрастом разбивала одеяния местных женщин, облачаясь в одно лишь белое. Никто не смел возражать. В храме Всеотца, или за его пределами, она оставалась жрицей и ничто не в силах было этого изменить. Даже смерть дяди, которых был дорог всем им и который ушел несравненно рано.
Альда Хелсдоттир была вдовой почившего и они все разделяли ее горе. В первую очередь – именно ее, потому что она потеряла супруга, отца своего ребенка и заслуживала отмщения более других. В былые времена мести бы ей не позволили и как за женщину, за нее мстили бы ее родичи. Сейчас все было совершенно иначе и она вполне могла отправиться на охоту за головой убийцы мужа. Раннвейг прекрасно бы ее поняла, не будь она жрицей, которая могла попросить Всеотца и возмездии за близкого и получить его сполна. За Ивара она не просила. Потому что он не был ее супругом и за него, без сомнения, было кому мстить. Поговаривали, что Альда не стала дожидаться окончания траура и решила настигнуть убийцу прежде, чем он покинет страну. Мудрое решение.
Конечно, ей здесь всегда были рады. В прежние времена и тем паче во времена нынешние, когда она носила траур по усопшему, будучи матерью его сына и тем самым – защитницей крови Всеотца. Ей не могло быть отказано в аудиенции, хотя отец все еще лелеял свое горе и имел на это полное право: на то у него было долгих девять дней, после которых ему надлежало свершить месть. В отце Раннвейг не сомневалась. Не сомневалась она и в Альде. И потому, ничуть не удивлена была ее визиту.
- Альда Хеллсдоттир, добро пожаловать в дом Одина. Да благословит Всеотец тебя и твоего сына, да не оставит он вас в эти трудные дни. Знай, что здесь ты всегда сможешь найти приют, кров, тепло очага, вино и защиту. Ибо ты – мать крови от крови Одина и никогда более не можешь быть нам чужой, - хриплый мужской голос заставляет замолчать всех, кто шептался прежде. Торвальд встает со своего резного трона в главе стола и берет из рук невестки преподнесенный ею дар. На пол падает отрезанная голова мужчины средних лет, при жизни ярко отличающимся внешностью от всех, кто принадлежал исландскому роду. Торвальд смотрит на дар с должным интересом, а затем переводит взгляд на Альду.
- Я принимаю твой дар, Альда из дома Хель. Теперь мой брат может без страха войти в Вальгаллу и врата эти откроются перед ним. Он заслуживал этого. А ты заслуживала такого мужа, как он. Я приветствую тебя в этом доме, вельва. И рад буду приветствовать всегда, хоть и не родичи мы по крови, - он протягивает ей руку, пожимая поданное в ответ предплечье, поднимает голову и проклинает мерзавца, забравшего у него брата.
- Пусть череп его украсит залу нашего родового дома и навсегда останется свидетельством силы исландского колдовского рода. Да будет так, - он залпом выпивает эль и указывает Альде на стул с тем, чтобы она чувствовала себя как дома.
- Оставайся, сколько тебе будет нужно, дочь Хель. Ты достойна гостеприимства моего дома и моей семьи. Я же оставляю тебя с тем, чтобы вознести хвалы Одину за Ивара и за свершившуюся месть, - Торвальд уходит, скрываясь в многочисленных коридорах поместья, которое в пору было бы назвать замком. Раннвейг и Альда остаются почти наедине.
Девушка наклоняется и поднимает голову с пола, пряча ее в мешок. Если отец желает, чтобы череп мерзавца украсил залу – так тому и быть. Но до тех пор такому дару негоже валяться на полу, пугать детей и вводить в недоумение случайных гостей.
- Благодарю тебя, Альда. Это – бесценный дар.
Альда с почтением склонила голову в ответ на слова главы дома Водана – это было почтение и к памяти Ивара, и уважение к скорби дома и семьи главы клана, и своё, доступное для понимания только членам клана Хель благоговение перед смертью во всех её проявлениях. Куда бы души мертвецов не отправлялись после, в этом было нечто величественное и прекрасное, поражающее сознание своей тайной и темнотой. Когда наступит Рогнарёк, вряд ли так дружны будут дома Водана и Хель, ведь богиня поведёт корабль мертвецов на штурм Асгарда, но они лишь смертные, которые чтут своих богов и покорны их воле. Это будет когда-нибудь, туда даже Альда не могла, а может быть и просто не хотела, заглянуть сквозь Реку Времени, а здесь и сейчас это была трагедия двух семей, которую стоило пережить вместе.
Вместе с тем, что Альде диктовало её понимание чести и норм, ей было важно не потерять связь с домом Одина, не нарушить то взаимопонимание, которое установилось между кланами благодаря их с Иваром союзу и Оуттару, рожденного от крови Хель и Одина, ради которого отец когда-то и затеял эту женитьбу. В трудный период, когда их с одной стороны разъедала отрава либерализма, а с другой пытались уничтожить охотники, следовало укрепить между консервативными кланами взаимоотношения и достичь дружбы и взаимопонимания.
- Благодарю тебя, - слова Торвальда честны и прямы, вельва знает об этом, потому что сыны Одина воины, на слово которых всегда можно положиться. – Дом Хель открыт для вас так же в любое время, придешь ли ты с радостью или горем. Я воспользуюсь твоим гостеприимством и останусь до окончания траура с вами.
А Оуттар должен был стать подобным Иггдрасилю, что корнями уходит в Хельхейм, а ветвями тянется в Асгард – между Хель и Одином, достойный сын обоих кланов.
Здесь она была в безопасности, она знала об этом и потому ничуть не опасалась оставаться. Слова Торвальда, казалось, потрясли своды залы, в которой они находились, Альда содрогнулась от проклятия, обрушившегося на убийцу её мужа. В словах, часто, была заключена огромная сила, которую можно было почувствовать только научившись слушать сердцем, а не разумом, который отсекал всё, кроме фасада значений.
- Здравствуй, Раннвейг, – жрица дома Одина не была её кровной роднёй, но Альда относилась к девушке всегда с теплотой почитая за родную племянницу. Их одежды сейчас разительно отличались от всех остальных, покинувших вслед за главой клана залу, белым цветом. Для детей Хель черный был клановым цветом, но в траур они одевались в белоснежные одеяния, напоминавшие пустоту и чистоту, торжество перехода из мира живых в мир мёртвых, где дух останется бессмертным навечно, избавившись от хрупкой физической оболочки. Ивар действительно должен был отправиться в Вальхаллу, никто не посмел бы оспорить его права на эту честь. - Это меньшее, что я могла сделать для Ивара, – женщина потянулась, чтобы обнять жрицу. На лице явно уже читалась усталость от бессонной ночи, которую до этого искусно скрывали витиеватые официальные фразы. Теперь Альда могла себе позволить выдохнуть и быть собой. - У меня было видение, неутешительное видение – охотников будет становиться с каждым днём всё больше, они придут за нами всеми и не успокоятся, пока не изведут колдовскую кровь Исландии, – и хотя видение было динамическим, почему-то вельва не сомневалась, что оно недалеко от истины. С каждым годом их действительно становилось всё больше, но теперь они становились злее и настойчивей, враг становился сильнее и начинал нападать, в то время как раньше они гонялись за ним как гончие за зайцем. - Я буду просить Совет признать их угрозой. Мы уже достаточно много достойных жен и мужей потеряли, чтобы продолжать жить закрыв глаза и не называя чёрное чёрным.
Смерть Ивара была большой трагедией для всего дома Одина.
Несмотря на то, что женившись на наследнице Хель, он формально принадлежал теперь их клану, он оставался истинны сыном своего Бога, наследником Вотана и великим воином, которого чтили, любили и всегда принимали за столом в доме Одина, почитая его за своего брата, родича и друга. По нему скорбели многие семьи этого клана, его памяти чтили и никто не сомневался в том, что он отправится в Вальгаллу.
Он умер достойной смертью, о большем не следовало и мечтать, ведь Всеотец призывал в свою вотчину только тех, кто был этого достоин и в ком он нуждался.
Ивар был достойным. Ивар был нужен Одину больше, чем смертным и они примирялись с этим. Но прежде всех прочих примирялась Раннвейг, откровения с Всеотцом которой, утешали ее больше, чем остальных, ведь она наверняка знала, что Вотан не просто так забрал у ее семьи Ивара и не просто так заставил их пережить эту потерю, сплотиться и стать еще ближе друг к другу.
Наступали времена великих испытаний и все девять домов должны были принять это испытание как один.
Во власти Раннвейг было позаботиться о том, чтобы сплотился именно ее дом, и со своей задачей она прекрасно справлялась, принимая гостей, их дары, находя им место у очага и пинту лучшего пива, или хорошего вина из погребов их замка.
Находила она и слова утешения для тех, кто все еще нуждался в Иваре и не мог принять его смерть. А таких было немало. К счастью для них всех, к этим людям не относилась Альда, которая приняла смерть супруга с достоинством, присущим дому Хель и его представителям. Ведь они, как никто другой знали ценность смены циклов, течения времени и неизменности смерти.
- Здравствуй, Альда, - Раннвейг проводит рукой по спине тетки и вглядывается в ее глаза, отмечая усталость, тревогу и горечь вдовы. Девушка прекрасно знает, что такое терять близких. Она потеряла бесчисленное множество из них за свою короткую жизнь и с трудом примирялась с потерями. И хотя ей не грозило никогда похоронить мужа, потому что этого самого мужа у нее никогда не могло быть, она все еще просыпалась в тревогах и сомнениях своих за отца, брата и будущее их дома.
- Значит, они все умрут, - холодно заявляет Раннвейг, знавшая не понаслышке об охотниках и их преумножающемся с каждым днем количестве. Она уже знала о возможных перспективах развития этой ситуации и предполагала, что всем им придется нелегко. Тем значимее становилась эта потеря, и тем нужнее виделось девушке единство кланов, политики консерватизма и взглядов на будущее Исландии, - Ты устала. Попрошу приготовить тебе комнату, а пока пойдем ко мне, - Раннвейг знает сколько взглядов сейчас будет приковано к Альде со стороны всех присутствующих и потому понимает, что им будет лучше поговорить наедине, дабы не иметь лишних ушей и глаз, которые разнесут важные беседы по всем уголкам клановых городов.
Девушка поднимает с пола голову убийцы, достает ее из мешка и берет ее за волосы, подходя к столу, за которым сидят воины клана и просто гости из других домов. Она знает, насколько важным является для них соблюдение обычаев. Убийца их родича, друга и брата – мертв. Ивар отмщен и отправится в Вальгаллу и хотя скорбь по нему утихнет еще нескоро, судьбе его можно лишь позавидовать, как и судьбе любого воина, почившего в бою.
- Ивар пал в жестоком бою с врагами нашей земли и мы все скорбим по нему. Но он был великим воином, как и все вы и отправился прямиком в Вальгаллу, о чем мне было откровение прошедшей ночью. Он пал от руки достойного воина из числа чужеземцев и Ивар с гордостью займет место за столом с нашими предками, пред которыми ему нечего будет стыдиться! – мужчины отвечают ей громким восклицанием на Исландском и поднимают в воздух кружки с пивом.
- Супруга почившего Ивара, Альда из дома Хель скорбит ныне вместе с нами и до конца траура она останется в нашем доме. Она исполнила долг родичей Ивара и отомстила за смерть своего мужа и отца своего сына, который до конца дней своих будет прославлять дом своей матери точно так же, как и дом своего почившего отца, - девушка выше поднимает голову убийцы, чтобы все и каждый ее видел и мужчины отвечают ей почтительным молчанием.
- Голова убийцы украсит общий зал, как и головы других поверженных врагов, пока стервятники будут клевать его тело, лишая его возможности когда-либо сесть за стол со своими предками и великими Богами! – и снова восклицания, которые грубыми мужскими голосами разносятся по зале и всему замку.
- А пока отмщенный Ивар пирует с Богами, мы поднимем кружки во имя его славы, его имени, имени его жены и нашего дома! Да пребудет с нами Вотан и Светлые Асы! – крики сотрясают стены залы, пока Раннвейг не берет в руки кружку с пивом и не поднимает ее вверх. Ее примеру следуют все присутствующие, которые в отличие от молодой жрицы, выпивают хмельной напиток до дна. Теперь она может их оставить, не проявив неуважения. А чуть позже к ним присоединятся мать с отцом.
- Идем, - говорит она Альде, направляясь к выходу из залы, - Гости пребывают каждый день, в том числе с континента. У Ивара было много друзей, которые скорбят вместе с нами после его смерти и всем им нужно утешение, равно как и проявление должного гостеприимства и уважения, - они поднимаются на этаж выше и заходят в просторную спальню. Раннвейг кивает на кресло и приказывает прислуге принести чай для жрицы, вино и угощения для Альды.
- Для того, чтобы Совет признал их угрозой, нужно, чтобы он объединился, а не организовывал союзы на почве своих политических взглядов. Потрясения только начинаются, а мы так разрозненны, что едва ли сможем противостоять внешней угрозе. Не хватало еще только, чтобы война началась внутри кланов, - война внутри кланов уже шла. Но она была перманентной, длилась столетиями и базировалась на давних обидах. Вспыхни же новый открытый конфликт и никто не сможет его загасить, Исландия утонет в крови.
- Всеотец недоволен. Он прогневан и тоже вскоре потребует крови. Хвала Богам, если это будет кровь охотников, а не наших близких, виновных в происходящем.
- Да будет так, – спокойствие Раннвейг и уверенность в своих словах отзываются теплом внутри вельвы – так и должно случиться, потому что они будут сражаться за своих богов, а нет более ожесточенных войн, чем войны за веру. За веру нестрашно умереть, готовы ли были охотники к тому, что их здесь ждёт? Они были готовы умереть, но были уверены в том, что заберут с собой и проклятых иноземцев, покусившихся на святое. А потом, на поле боя, богато сдобренным кровью, взойдут новые молодые ростки. - Спасибо. Да, ночь была долгая, – Альда позволила себе улыбнуться уголками губ. - Но охота была хорошая. Усталость того стоит.
Альда давно поняла, что идет по разлому: сначала это была просто мелкая трещинка, потом она становилась всё больше и больше, превращаясь в разрыв, пропасть. Чем старше она становилась, тем выше становилась её сила, а за силой следовала и расплата в виде бездонной пропасти, в которую можно было упасть и пропасть так и не достигнув дна. Вместо дна было безумие – нередки случаи полоумных вельв, которые перестают отличать реальность от своих видений, они сделали неосторожный шаг и испугались. Страх – вот главный враг каждого человека, его личная война, которую он ведёт всю жизнь, но борьба одних остается только внутренней, а у иных она выплёскивается наружу. Между страхом и осторожностью – бездна, как та, в которую приходится заглядывать вельве. Ещё Тинна когда-то сказала молодой провидице о том, что единственный способ совладать со своим даром – принять его и не бояться. Это был шаг веры – сознательно войти в эту бездну с истовой верой в Богиню, которая никогда не отвернётся от своей дочери и защитит лучше, чем кто-либо другой. Всякий раз, когда она уходила к Реке Времени, она возвращалась по вехам – самым ярким и сильным воспоминаниям в своей жизни, радостным и горестным, красивым и уродливым. Альда старалась оставить такой якорь через близких людей, дорогих ей людей, так отмеряя правильное течение времени и порядка.
Сегодняшний день должен был стать следующей вехой – Альда в такие моменты как будто бы раздваивалась, участвуя и наблюдая со стороны одновременно. Она была мрачной тенью Хель рядом с торжественной Раннвейг, стоящая на полшага позади жрицы как та Смерть, которая всегда придет и заберёт того, чьё время вышло. Не было нужды добавлять какие-то слова, всё уже было сказано, а лишнее отдалось бы фальшью и запятнало белые одежды и прочувствованную речь. Альда пригубила следом за всеми буквально полглотка, но больше пить не стала из опасения после долгой и сложной ночи без сна сразу же захмелеть. В этот момент время остановилось и покинуло залу, где находились мужчины из дома Одина и две женщины в белом – стёрлись различия между временами, исчез налёт современности, осталось только чувство незыблемости их веры из века в век. Это был торжественный и величественный момент, хотя и поводом для него стала смерть одного из них. Смерть всегда заставляла остановиться и задуматься, увидеть мир вокруг иным, и при всём своем ужасе она всегда была величественной.
Альда молча проследовала за девушкой размышляя об Иваре и его друзьях, его сыне, их сыне, которого она ели удержала, когда до них долетела скорбная весть. Момент не хотелось портить речами.
- В твоих словах мудрость Всеотца, – можно было сказать, что Раннвейг умна не по годам, мудра, но дело было далеко не в этом. Как сама Альда была вне молодости и старости всегда из-за Реки Времени, так и жрица черпала знания от Одина. Вельва слушала её с тем же почтением, с каким относились к её собственным словам, когда она говорила о видениях. - Междоусобная война – это то, что только нам пойдет во время и прогневит богов, – легко было говорить, пусть и правильно, о единстве. Сложно было что-то противопоставить давней кровной вражде Торов и Ньёрдов, например. - Но, я боюсь, что мы как дети, которые спорят между собой и не хотят замечать надвигающуюся грозу. Мы все знаем о ней, видим, но делаем вид, что она случится когда-нибудь потом, не сейчас. И только с первыми каплями дождя и ударами грома, внезапно, все смертные обиды оказываются пустяком, когда приходит настоящая беда, – она сама так себя вела когда-то в детстве, потому подобная аналогия и пришла в голову – они с Тейром могли спорить до изнеможения, не желая уступить другому и не желая видеть ничего вокруг себя. А потом вместе искали, куда бы скрыться от налетевшей, как и всегда, «внезапно», бури. В детстве это было смешно, сейчас, когда на кону было благополучие кланов – уже нет. - Как бы мне не было горько признавать, но вряд ли мы сможем прийти к миру без войны. Возможно, что это боги посылают нам охотников, чтобы закончить все дрязги, что раздирают Исландию? – очищение через кровопускание. Такой метод лечения в свое время активно практиковался по поводу и без, только знать бы, сейчас это поможет или погубит. - Но мы должны всё равно пытаться. Возможно, что через Совет вельв возможно такое сделать – к своим пророчицам прислушивается каждый клан, как и к жрецам.
Межклановые стычки были всегда, меньше или больше, но невозможно было их прекратить раз и навсегда. Если же грянет война, то охотникам останется только добить тех, кто успеет выползти живым и обессиленным с поля боя, потому что между собой колдуны воевали с куда большим ожесточением, чем с чужеземцами.
- Можем ли мы как-то ещё повлиять? Ты черпаешь мудрость из бесед с Всеотцом, в чем видишь выход из этого тупика ты?
Раннвейг часто задавалась вопросом, который годами не давал ей покоя: была ли вражда между кланами предопределена? Была ли связь с покровителями так сильна, что кланы повторяли их судьбу, их взаимоотношения и следовали путем, который описан в эддах и сагах, повторяя его из раза в раз с тем, чтобы неизменно привести к Рагнареку? Девушка вопрошала об этом Всеотца и Светлых Асов каждую ночь и каждый и ей не давали ответа, потому что знали, что это могло изменить все. Ведь если судьбу их предопределили Боги, противиться их воле было сравнимо с предательством и надлежало плыть по течению. Они бы никогда не позволили своим детям такого мнения. Фатализм присутствовал в жизни исландских колдунов, но был он справедлив лишь в той мере, в которой в него желали верить. Дети Великих Богов Древности сами творили свою судьбу, сами ковали свое будущее и Раннвейг знала, что она должна в это верить и убеждать других ради завтрашнего дня для всего клана и тех, кого она любила. Даже если это была ложь. Даже если никто из них в самом деле не мог ничего изменить и лишь следовал сплетенной норнами нити, как следовали все. Даже Боги, готовые отдать свою жизнь в Рагнарек ради нового витка, обновления и новой жизни.
- Я боюсь не этого, Альда. Не гнева Богов, ибо гнев их будет говорить о том, что они нас не покинули. Я боюсь того, что мы останемся без их голосов, без их благословения и без их ответа в самые темные времена. И покуда существуют либеральные кланы, уже утратившие свою благодать, мы стоим на крою пропасти, - было не вполне ясно, к чему ведет Раннвейг. Призывает ли она уничтожить своих собратьев, лишенных благодати и шанса на выживание без покровительства свои Богов? Или она желает, чтобы они вернулись в истинную веру и вымолили, если понадобится, кровью, прощение у тех, кто веками защищал их, помогал им и вел их по верному пути? На самом деле, Раннвейг не хотела брать на себя ответственности за такое решение. Будучи дочерью главы и единовременно жрицей Вотана, она разумно имела большой авторитет, но как и всякий жрец, не желала пользоваться им во имя политики. Только для поддержания ценностей, традиций и преемственности поколений. Вотан говорил с нею и говорил через нее. И она знала, что рано или поздно, ей придется сказать то, о чем она желала молчать. Ей придется нашептать отцу на ухо нужные слова и заставить его сделать верный выбор. Даже если он будет грозить гибелью сотне колдунов и тысяче смертных.
- Я – барабан, бой которого у меня в ужах, громогласно возвещает о воле Богов, Альда, - Раннвейг улыбается и улыбка ее выходит какой-то жуткой, совсем нечеловеческой, лишенной тела, - Наши Боги всегда были милостивы и благосклонны к своим детям. Точно так ж, как они были суровы и жестоки по отношению к предателям. Только кровь может смыть святотатство. Только кровь может исцелить раны, нанесенные безверием, только кровь без возможности войти в Вальгаллу для принесенных в жертву может дать нам надежду, - она понижает голос, позволяя служанке накрыть на стол угощения, приемлемые трауру. В былые времена Раннвейг знала, что Альда предпочтет всему остальному кусок хорошо прожаренного на костре мяса, но в траур мяса не подавали и сейчас вдову угощают рыбой, вином, сладостями, медом и свежим хлебом, испеченным под скорбную песнь, прославившую имя Ивара.
- Ты права в том, что тем, кто не предал Богов ни словом, ни делом, стоит сплотиться в своей вере и славить всех Богов всех миров Иггдрасиля сильнее прежнего, ибо все они должны знать, что даже лишившись своих детей, они не забыты и гром их славы гремит в наших сердцах, - слишком много кланов пало за последние три столетия, слишком много Богов осталось без должного внимания. Раннвейг была одним из тех жрецов, которые знали, что Всеотец не будет против внимания к другим Богам и лишь возблагодарит их за заботу о своих детях. Потому юная жрица отправляла культ других божеств на природе вдалеке от Святилища пару раз в неделю, после служений Одину и его же дозволения на это. Иные считали подобное святотатством, но на деле их традиции никогда не запрещали обращений ко всем Богам, ибо всех их имена должны были заполнять сердца истово верующих. Все они были едины. Все они были частью цикла, начала и конца. И все они заботились об этой земле. Раннвейг никогда об этом не забывала, хотя связана была с одним лишь Всеотцом и ему предана разумом, сердцем и всей душой.
- Консервативные кланы должны стать щитом перед всеми опасностями внешнего мира на то время, пока в Исландию пребывают охотники и иностранцы. Поговаривают, что клан Ньерда уже подумывает о закрытии главного островного порта для туристов, но это – не единственный их путь. Мы должны перекрывать кислород иностранцам везде: в социальной жизни, в экономике, в политике, а если понадобится, то нам надлежит лишать их жизни до тех пор, пока они не станут бояться. Либеральные кланы должны пасть. Им не вернуть благодати и не вернуть расположения Богов. Ни сегодня, ни завтра, ни столетие спустя, - она наливает себе чай, отсылая прислугу прочь, прежде убедившись при помощи своих способностей, что женщина не запомнила ничего из того, что ей не следовало запоминать, - Нам надлежит бороться, даже если исход предопределен, нам надлежит бороться, даже если Сурт все равно выжжет нашу священную землю, а Сколь все равно съест солнце. Таков наш долг и мы должны исполнить его во имя наших Богов и павших воинов, - заключает Раннвейг, выдыхает и слагает руки на груди, вознося хвалы Одину в тишине просторной комнаты.
- И да хватит нам мудрости, чтобы не бояться теней по ночам. И мужества, когда настанет день испытаний.
Альда слушала племянницу, пусть и не по крови, но по духу и убеждению, уважала её слова, потому что они шли от Водана, но и чувствовала какую-то угрозу в них. Смерти она не боялась, клан Хель никогда не боялся смерти и не шёл к ней добровольно только из-за того, что не им, обычным смертным, было определять, когда жить, а когда умереть. На всё была воля богов. Они посылали своих детей на землю, чтобы те исполнили то, для чего были созданы, уходить раньше положенного срока было святотатством и глупостью. Ее беспокоило что-то другое, едва уловимая мысль, которую она никак не могла сформулировать, но которая была важна. Она знала, что важна, чувствовала, а своим чувствам она привыкла доверять.
- Кровь смоет все, кровь очистит то, что искажено и умерло заживо вдохнув отраву чужих идей, - было поразительно, насколько быстрые всходы давали эти ядовитые семена либерализма в сознании людей. И каждый видел с какой-то своей стороны, каждому, как бог обмана, они являлись с той единственно соблазнительной и правильной стороны, чтобы задеть за живое, запасть в душу. В пору было бы заподозрить рыжего Локи, если бы Альда могла поверить в то, что богам себя лишает детей. Но искус достоин того, кто изобрёл обман и ложь. - Не пролить бы кровь бездумно. Отступники должны заплатить за предательство веры, но не могли ли сеять раздор те, кому нас не победить в честном бою? - Альда задумчиво крутила кубок с мёдом в руках, нащупывая постепенно ускользавшую мысль. - Что если сам раздор сеяли охотники, которые, стравив нас между собой, просто хотят добить тех, кто выживет, но будет измотан тяжёлой борьбой и многочисленными утратами? Никакие охотники ведь не способны сравниться с нашими боевыми отрядами. У них нет магии, у них только оружие, как бы хороши они не были в бою, но они не смогут нас победить просто так, - Ивар по колдовским меркам был ещё очень молод, но уже был силён. Тех же, чей возраст перешагнул через столетие, и вовсе было трудно сразить в прямом бою, не обладая чем-то уникальным, что невелриует преимущество колдуна. - Нет, я не считаю, что если перекрыть все пути в Исландию, то мы добьёмся желаемого. Но мы рассоримся со смертными как здесь, так и снаружи. Тогда нас просто возьмут в кольцо блокады, а может быть и просто разбомбят. Смертные слабы в сравнении с нами, но их ощутимо больше, а всколыхнуть в них недовольство тем, что они всегда как будто бы хуже, можно при умелых манипуляциях. Я знаю, где жизненноважные органы у человека, как и в какой последовательности их вырезать, чтобы смерть была быстрой или же мучительной, но я не знаю, где это все у той твари, которая нас атакует то либерализмом, то охотниками.
Вельва оставила в покое кубок, отставив его на стол, хотя не сделала ещё ни глотка, закрыла лицо ладонями и с нажимом опустила их вниз, покачала головой. Бесконечная вера приучила ее не думать о простых совпадениях, видеть в них нечто большее, возможно, а простому набору фактов придавать некий сакральный смысл. То, что происходило с Исландией... в голове Альды не укладывалось, что это всего лишь череда разрозненных событий, несколько напастей в одно время, просто поднявшаяся волна, которая базэмоционально сметала все на своём пути.
- Некоторых теней стоит бояться и днём. Там всегда может скрываться нечто большее, чем кажется, - например, для Лойи это было оружие. Но если этим мог пользоваться ее брат, пускай ещё посредственно относительно того, к чему он мог прийти через полтора века, если доживёт, конечно, но и это было уже весьма впечатляюще. - Мы уже воюем с тенями, ловим призраков, но не более. Сердце не здесь.
Иногда Раннвейг думала о том, что их в самом деле наказывают за все те ошибки, что Боги прощали им из века в век. Боги устали их любить. Боги устали им покровительствовать. Боги устали их учить и их прощать. Настало время сечи, гнева и боли и они все заплатят за свои ошибки сполна. Эта мысль не давала девушке покоя порой, потому что она знала, что если предположение окажется верным, никто из них уже не найдет покоя. У исландского колдовского сообщества не будет будущего. Ни у кого из них не будет. Но затем молодая жрица вспоминала, что будь это – гнев Всеотца, она бы узнала об это первая. Он первой дал бы ей это понять, послав видения, образы и знаки, которые она не спутала бы совершенно ни с чем. Но таких видений и таких знаков не было. Ничто не предвещало расправы, расплаты, беды. Значит, это было лишь еще одно испытание, которое они должны были пройти во имя своих Богов, чтобы выжить, стать лучше, чтобы новый виток и новый цикл начался только с лучшими из них.
- Имеет ли это значение? – задумчиво интересуется Раннвейг, - Имеет ли значение причина, по которой они пошли по ложному пути? Если это происки наших врагов-охотников, или кого-то с континента, выбор все равно только их. Сухую ветвь срезают вне зависимости от причин, по которой она высохла. Потому что в противном случае, ущерб будет нанесен всему дереву, - рассуждает девушка, облокачиваясь на спинку кресла. Ей легко было рассуждать. Она знала волю Всеотца и прекрасно понимала, что не найдется такой силы на земле, которая сможет ей навредить, покуда око Его бдит за нею неустанно. Если же вред все же будет причинен и Раннвейг предстоит пройти испытания по воле Вотана, она была готова, потому что это должно было укрепить ее веру, сделать ее сильнее, мудрее и ближе к Всеотцу. Другим было сложнее. Им нужно было подтверждение верности своих мыслей и действий и всякую сложность они зачастую считали за проявление божественного гнева. Раннвейг знала, что такое божественный гнев. Она была здесь, чтобы стать его отражением.
- Даже если это конец очередного цикла, Альда, мы должны отстаивать свою землю, свою веру и своих Богов. Никто не станет брать нас в кольцо блокады. Это уровень гораздо выше того, на котором сейчас решаются вопросы. Правительствам других стран нет дела до маленькой островной страны, на которой нет никаких ресурсов, кроме рыбы. Потрясения касались Исландии так редко, что даже странно думать о том, что сейчас на нас обратят взор континентальные страны. Этого не будет, никто не станет выходить с нами на открытый конфликт, если только мы сами не выйдем, совершив глупости. Не давая укорениться здесь иностранцам, не позволяя туристам слишком многого, мы не сделаем ничего, что могло бы вызвать к нашей стране агрессии, или повышенного интереса. Но сделаем все, чтобы защитить нашу страну, - охотники не были частью правительства, они не решали политические вопросы, а большинство из них вообще ничего не решали. На континенте, как было известно Раннвейг, многие вообще не верили ни в каких колдунов и не подозревали о существовании магии. В странах с таким правительством охотники и их действия казались убийствами, преступлениями и безумствами, а не иначе. Станут ли другие страны оказывать давление на Исландию из-за этого? Конечно, нет. Если только чересчур радикально настроенные колдуны перестанут убивать туристов и скидывать их трупы в океан, или канаву, что рано или поздно, приведет к дипломатическим сложностям. Но это предстояло решать уже главам домов с правительством страны и никак иначе. Закрыть границу на какое-то время? Объединиться в борьбе с иностранной интеграцией? У каждого из этих вариантов были ощутимые слабые стороны. И в первую очередь потому, что смертные страдали от тех же проблем, что их собратья-колдуны: они тоже находились на неизменной грани вырождения, что было неизбежным в стране с населением в триста тысяч человек.
- Впрочем, будущее в точности известно одной лишь матери Фригг, но как мы знаем, о нем она никому и никогда не расскажет, - Раннвейг грустно усмехается, думая о том, что, вероятно, ей надлежит посетить Святилище Матери в ближайшие дни. Будучи жрицей Всеотца, девушка как никто другой хорошо знала важность почитания всех Богов без исключения. Даже павших, - Мы можем лишь делать то, что велит делать нам долг. Так поступал Ивар. Так поступал весь дом Одина на протяжении многих веков. И вот, мы здесь. Немногие из выживших кланов и потомков Богов. Это многого стоит, - она слабо улыбается, поднимается на ноги и окидывает взором весеннюю грязь, которая совсем скоро смешается с кровью даже на крыльце ее поместья.
- Нам бы только знать, кому верить. Нам бы только знать, кто друг нам, а кто враг, - Раннвейг мало, кому доверяла, но это было не ее ума дела, ведь решения политического толка принимал ее отец и никто более, - Впрочем, и это станет нам известно, когда придет час. А пока надлежит быть внимательными и осторожными, чтобы не понести еще потери, - она на мгновение замолкает, а затем подходит ближе к родственнице, - Храни своего сына, Альда. Ибо в нем будет жить Ивар и все величие крови дома Одина и Хель. Придет время, когда он займет наши места и дадут Светлые Асы, это будет спокойное и мирное время, - она кладет руку на плечо провидицы, коротко улыбается и идет к двери, - Отдыхай, Альда. Моя комната совсем неподалеку, до конца траура я не буду посещать Святилище – моя помощь и утешение, которое дает Всеотец, нужны здесь. Ты всегда желанный гость. Приходи ко мне и днем, и ночью, - Раннвейг кивает и выходит за дверь, тихо прикрывая ее за собой. Их беседа завершилась. Но их испытания только начинались.
Вы здесь » Lag af guðum » Игровой архив » Кровь за кровь
