Доступность и простота современных технологических шедевров многократно упрощали задачу для шпионажа. Вот жили бы они лет сто назад, и не было бы ни телефонов, ни скриншотов карт, ни смс-ок с явками и паролями, а теперь почти всё – как на ладони. Могло быть, конечно, значительно удобнее, если бы охотники обсуждали все свои планы в каком-нибудь общем чате, чем как сейчас – ограничиваясь только пересылкой необходимых геолокаций с короткими пояснениями, но и так, в общем-то, тоже неплохо. По адресу, который Лойи нашёл в телефоне многострадальной монашки, поисковик выдавал какой-то второсортный медицинский центр с незнакомым названием, расположенный на выезде из Рейкьявика в сторону Коупавогюра. Судя по всему, именно там она должна была пару месяцев назад забрать какую-то вакцину, и как-то слабо верилось, в свете уже произошедших событий, что это была прививка от гриппа для местной приходской школы.

Фрейя честно пыталась даже дозвониться до этой клиники, чтобы узнать их график работы или что-то в этом роде, но по номеру, значившемуся рядом с названием в карточке организации, никто не отвечал. То ли пациентов не очень ждали, то ли работать в тяжкое понедельничное утро не хотелось даже охотникам, но честно записаться на приём не удалось, поэтому Фрейя и Лойи решили навестить медицинский центр без предупреждения. Точнее, кажется, Лойи решил, а Фрейя ненавязчиво напросилась пойти вместе с ним, потому что, с одной стороны, ей было очень любопытно, а с другой – кузен уже один раз пообщался с охотниками наедине и ничем хорошим это не закончилось. Не то, чтобы она могла чем-то сильно помочь в критической ситуации, но пока увеличенный запас энергии её не покинул, в этом всём даже был некоторый смысл.
Все мышцы до сих пор жутко болели после субботнего семейного забега по тренировочному полю, но за руль она сесть была еще в состоянии, поэтому встретиться они с Лойи договорились недалеко от клиники. Фрейя, хоть и не жила в Рейкьявике постоянно, город знала хорошо, но всё равно долго мысленно благодарила охотников за то, что свои штабы они располагают не где-то во дворах, а вполне себе спокойно, вдоль достаточно оживленных, по меркам Исландии, во всяком случае, дорог. Даже плутать в поисках какого-нибудь спрятанного подвала пока, кажется, не представлялось необходимым.

Добравшись до места встречи и скинув Лойи сообщение, Фрейя припарковалась и решила вылезти из машины и оценить обстановку. На разведчика она, конечно, смахивала мало, потому что массивный внедорожник вряд ли можно было посчитать незаметной машинкой, а ей самой не хватало тёмных очков или ещё чего-нибудь в стиле голливудских фильмов про шпионов, но следовало довольствоваться тем, что есть. Возможно, разумным было бы взять с собой хотя бы что-то из оружия, особенно учитывая, что вдохновлённый грядущими тренировками Сигмар еще вчера вечером притащил ей на выбор несколько пистолетов, но Фрейя решила, что лучше не рисковать собственным здоровьем, поэтому высматривать ворота клиники отправилась налегке.
Впрочем, уже спустя пару минут она поняла, что особенного смысла маскироваться, в целом, и не было. Всякое, конечно, могло быть, но судя по общему виду дверей и окон помещения, располагавшегося по нужному адресу, живых людей здесь не было давненько. Да и какой-то охраны на первый взгляд заметно не было. Может, это какой-то хитрый ход и на самом деле в здании с обветшалой вывеской скрывались толпы вооруженных до зубов воинов Инквизиции, вроде того их давнего знакомого с прогулки у вулканов?

Додумать Фрейя не успела, потому что заметила, что Лойи как раз тоже добрался до места. Она приветственно махнула ему рукой, привлекая к себе внимание, и вернулась к машине.
– Что-то не похоже на продвинутую лабораторию, если честно, – выдала она результаты своих размышлений, вытаскивая из салона рюкзак и куртку и захлопывая дверь обратно. – Но мы можем попробовать посмотреть поближе, что там.
Хорошенько уяснив за годы магической практики, что не всё при ближайшем рассмотрении оказывается тем, чем кажется на первый взгляд, Фрейя подумывала над тем, чтобы на всякий случай проверить дом на наличие каких-нибудь наложенных иллюзий, но, с другой стороны, откуда бы им быть у охотников? Да и сильной магией наверняка бы фонило за километр, а тут ничего такого не чувствовалось. Скорее в их случае, похоже, больше помог бы фонарик, но взять что-то подобное с собой в медицинский центр колдунья как-то не додумалась. Ну, придётся довольствоваться телефоном.
– Что вообще было у нее в телефоне об этом месте, кроме адреса?
Хотелось, кажется, сказать кузену что-то ещё, но сегодня у них были дела, поэтому причина оставить лирические беседы на потом казалось достаточной. Во всяком случае, чтобы убедить в этом саму себя и бесцеремонно задвинуть мысли о личном куда-то вглубь сознания.

– Тогда я не удивлюсь, если вакцины эти делали, настаивая воду на серебре и неистово молясь над ней сутками, – Фрейя смеётся, живо представляя, как люди в белых халатах воздвигают где-то по центру лаборатории огромный крест, падают перед ним на колени и выкрикивают что-то вроде неизменной "Pater noster". Может быть, они вполне могли бы читать и другие молитвы, но кроме "Отче наш", колдунья хорошо представляла себе только шаблонные сцены из миллиона одинаковых фильмах об изгнании Дьявола. Впрочем, она вполне допускала, что местные охотники, раз монашка считала их отсталыми, вполне могли взять на вооружение и такие методы. – Думаю, он не будет возражать против небольшой консультации для страждущих. Интересно, а к ним берут раскаявшихся ведьм? Может, у нас среди предателей и простых либералов уже даже и кружок есть по интересам.
Что, впрочем, тоже вполне могло оказаться правдой.

Фрейя много думала об охотниках после того, как ей снова довелось с ними пересечься, и больше всего ее беспокоила вероятность того, что беда эта могла прийти не одна. Почему бы охотникам не найти поддержки со стороны наиболее прогрессивных ведьм? Возможно, сразу среди тех, кто готов предать свою веру в Старых Богов и поклониться чужому идолу. Это, наверное, даже было бы не слишком сложно – найти разочаровавшихся, потерявших благодать, надавить на слабые места. Возможно, не слишком честно и чисто, чтобы считать таких колдунов союзниками, но, совершенно точно, достаточно эффективно. Лойи о своих размышлениях она обязательно тоже расскажет, но, наверное, позже. Когда это будет к месту.

– Ну, что я могу сказать, ничего – тоже результат. Конечно, с тобой, я же сюда не на стены любоваться приехала, – да и было бы, в самом деле, на что любоваться. Она не знала, каким образом финансировали деятельность охотников в Исландии, но судя по виду этого Богами забытого места – со средствами у них было туго. Ну, или вкладывали они их во что-то другое. А могли хотя бы косметический ремонт сделать, что ли.
Здание было старым. Не то, чтобы неприлично древним по меркам двадцатипятилетней Фрейи, но, прямо скажем, обшарпанным изрядно. Если бы ее саму привели в такую клинику, она бы, наверное, развернулась еще у дверей и сказала бы, что выздоровела сама и такой медицины ей даром не надо. Но это избалованная хорошим сервисом дочка главы клана. А вот из местных смертных сюда наверняка кто-то приходил. Значит, как минимум, можно будет поискать карточки пациентов и после узнать у людей, не в курсе ли они, куда съехал медицинский центр. В общем, мыслей в голове было слишком для того, чтобы полноценно сосредоточиться хотя бы на одной, а Лойи, тем временем, пока она опять зависала и размышляла о своём, кажется, уже придумал для них план.

– В моём мире, мы должны быть тут как минимум не первыми. И когда ты успел проверить? Я же... А, впрочем, неважно. Неужели, здесь совсем нет школьников с жаждой приключений? – Она изобразила глубочайшую степень разочарования и пожала плечами. Залезть через окно в заброшенное помещение, где так и манят разбросанные скляночки, пробирки и пузырьки – чем не занятие для местной молодежи. На самом деле, Фрейя действительно была удивлена, что никто до них еще не забрался в том, чтобы забрать все интересное, что могло там остаться после предыдущих обитателей, но факт оставался фактом. – Хотя, если честно, я размышляла о том, чтобы просто попытаться выбить дверь.
Она, разумеется, помнила, каким даром может похвастаться Лойи, но привыкнуть к тому, чтобы рассчитывать на него в таких ситуациях пока просто не могла. Каким бы отличным тандемом они ни были, сработаться им бы не помешало однозначно. Впрочем, именно этим они, в целом, сейчас и занимались. Тем временем, кузен уже шагнул в тень, попросив ее не подходить близко. Фрейя улыбнулась сама себе, подумав, что мужчины всегда остаются мужчинами, и такая забота это даже где-то трогательно. Во всяком случае, для нее сейчас это можно было смело назвать важным.

Однако бесполезной оставаться не хотелось. Она все еще полагала, что наличие какой-то колдовской защиты на этом доме маловероятно,  и это могло как сыграть им на руку, так и, наоборот, подвести. Очень не хотелось бы, чтобы их сегодня вытащила из лаборатории полиция, приехавшая по тревожному звонку кого-нибудь из прохожих. Ожидания оправдались, окно ей открыл вполне себе целый Лойи, которого, очевидно, ничем неопознанным не задело.
– Читаешь мысли. Я думала о том, что она могла приезжать за какой-нибудь вакциной от гриппа. Будет смешно, если так, – смеётся Фрейя, оценивая пересечение их рассуждений. – Никогда не бывает полностью безопасно. Но на счёт полиции у меня есть идея, погоди.
Она сняла рюкзак с одного плеча и спустя секунд тридцать напряженного поиска чего-то в его недрах вытащила обычный белый мелок. В конце концов, сегодня они собирались "на дело", и хоть какую-то атрибутику с собой взять стоило, если оружие и набор юного туриста остались дома. Разумеется, правильнее всего было вырезать руны, но рисовать каждый раз оказывалось значительно удобнее.
Наскоро начертив на стене stunginn íss, руну нераскрытой кражи, которая, на ее вкус, в данном случае, подходила более всего, Фрейя закинула мел в карман куртки и полюбовалась результатам. Это даже в каком-то смысле тематично, рисовать кресты на помещениях, принадлежащих христианским воинам добра и света. Зарядив руну небольшим количеством энергии, которой должно было как раз хватить на то, чтобы редкие случайные прохожие не обращали внимания на шевеление внутри закрытой клиники, Фрейя схватилась за протянутую руку и не без труда забралась в помещение.

Всё-таки, Гудрун перестаралась с ночными тренировками. Или Фрейя была настолько далека от семейных видов спорта, что теперь еще неделю будет за это расплачиваться. Быстро сообразив, что скрыть страдания на лице получится вряд ли, колдунья поджала губы и поспешила пояснить.
– Мама несколько часов гоняла нас всей семьей по тренировочному полю, когда узнала, что в мой образовательный комплекс они забыли включить боевую подготовку. Теперь всё болит.
Фрейя развела руками. В конце концов, сегодня забегов не планировалось, поэтому вряд ли здесь кому-то помешает печать вселенской скорби на ее лице. Но рассказать стоило, как минимум, чтобы Лойи не принимал на свой счёт.

Внутри было... скучновато. Если это и в самом деле было место, где производили какие-то вакцины для охотников, то лаборатория, очевидно, находилась не в пределах приёмного покоя, а где-то дальше.
– Как-то всё не так. Где кресты, иконы, наборы осиновых кольев? – Фрейя осторожно прошла  к столу в углу первого же кабинета, в который они попали, и начала задумчиво перебирать бумаги. – Ничего интересного. Рецепты на простенькие лекарства, выписки из медицинских карт, пустые бланки. Сплошной мусор.
Надо было идти дальше. Впрочем, большинство дверей оставили распахнутыми, а пустующие кабинеты все, казалось, и вовсе были братьями-близнецами друг друга, настолько все здесь было одинаковым. Единственная прикрытая дверца и та оказалась входом в тесную смесь подсобки с кладовой, куда Фрейя, разумеется, тоже решила заглянуть, вооружившись фонариком на уже изрядно подсевшем телефоне. Мало ли, даже среди швабр и бытовой химии окажется что-то интересное.
Самым удивительным было то, что интересное и правда нашлось.

– Я так и знала! – победно выдала она, повышая голос чтобы привлечь внимание Лойи, который осматривал, кажется, сейчас другое помещение. На коробке, в которой сиротливо лежала только одна пробирка, и та совершенно пустая, было маркером выведено многозначительное "Серебряный настой". – Они думают, что мы вампиры. Все потеряно. Это секта поклонников фэнтези, а не последователи Инквизиции.

Беседа как-то незаметно для нее самой перетекает в совершенно лишенное всякого юмора русло, и Фрейя угасает, мысленно возвращаясь к засевшим в голове совершенно нерадужным размышлениям.
– Просто, в сущности, какая для них разница? Если уже не наши Боги, то... любые другие. В том числе и христианский. Тем более, именно у него в мире больше всего последователей. Да что там, в мире, в нашей же стране, – она грустно улыбается, подставляя лицо ветру и на несколько секунд прикрывая глаза, чтобы сосредоточиться на своей мысли. – Если не только Боги важны для нас, но и мы для Богов, то все кланы, предавшие веру, ослабляют и Асов, а каждый, перешедший на чужую сторону, сам отказывается от первозданной магии. Но это всё лирика. Знаешь, на самом деле, я думаю, что если охотники – действительно не сборище фанатиков, а хоть сколько-нибудь серьёзная организация, их волнуют, в первую очередь, вопросы выживаемости. А значит они точно готовы заручиться поддержкой тех, кто сильнее, что бы там не говорила тебе та девчонка.
Сама Фрейя в охотников верила ничуть не меньше, чем в Асов и концепцию девяти миров. Как минимум потому, что видела их своими глазами больше одного раза, и потому, что даже у нее были с ними счёты, которые следовало свести. И не только у нее, на самом деле. Сколько она слышала историй про маньяков и фанатиков, которыми старшие стыдливо прикрывали опасность, которую, в сущности, сами навлекли на себя и разобщением колдовского мира, и сотней поспешных решений. Взять хотя бы Эйтоура, регента Фрейров. Вот уж кто точно закрывал глаза на очевидное, и таких, как он, было множество.
Всегда проще получше зажмурить глаза, чем признать существование длинного списка собственных косяков. Впрочем, в стане консерваторов с этим было проще, на Советах она слышала, как периодически поднимается вопрос охотников и кто-то даже рвётся выяснить, как обстоят дела на самом деле. Дальше слов, традиционно, естественно не заходит. Но, может, если они что-то найдут в этом странном месте, то появится хоть какой-то шанс?

Тем временем, реакция Лойи на рассказы про воспитательные методы Гудрун была бесценной. Силясь не слишком сильно хохотать, потому что от смеха начинали болеть все мышцы в районе брюшной полости сразу, Фрейя постаралась изобразить осуждающий и разочарованный взгляд в стиле мамы. Скажи кузен ей что-то подобное лично, и ему бы уже непременно досталось.
– Пока не совсем, но уже пообещала мне личные тренировки. Правда, есть вариант согласиться на телохранителей, но Бриньяр не переживёт такого наказания, поэтому я просто обязана попробовать. Но успокоительные это не такая уж плохая идея. Думаю, папа бы нам помог, – она перешла на заговорщицкий шепот. – Это тайна, но у него даже есть собственное секретное оружие – сильное снотворное в ампулах. Зато она моментально успокаивается. Не знаю, правда, как отец вообще выжил после таких финтов.
История, конечно, выходила довольно комичной, но вместе с тем в их доме на самом деле трудно было существовать не имея здоровой самоиронии и чувства юмора. Они бы все с ума сошли, если бы время от времени не спускали пар. А все, что делала мать, в итоге обычно приводила к весьма действенному результату, поэтому, может быть, тренировки могли пойти на пользу. Если, конечно, у нее что-то и получится. Будет потом, хотя бы, от охотников с крестами отбиваться.

Поиск подвалов с иллюзиями она оставила на совести Лойи и в этом оказалась совершенно права. Прямо здесь, на этом этаже, точно не было никакого сейда или чего-то еще хотя бы слегка мощнее, чем ее нарисованная на стене у окна руна. А это, между прочим, был уровень старшей школы, потому что ничего значительно сильнее в этом смысле Фрейя не умела. Кроме какой-то общей информации из учебников и домашней библиотеке она знала только сотню и один вариант ставов на запечатывание захоронений, которыми с удовольствием делился с ней дядя Оддгейр, когда она просила подкинуть что-то интересное по части рун. А так как хоронить пока никого, она так надеялась, не грозило, знания тоже были неактуальны. Может когда-нибудь, если они решат навестить Йона на том самом кладбище...

Но пока - нет. Только практически пустая коробка со смешной подписью, и больше ничего. Или не совсем ничего?
Стена расходилась с противнейшим скрипом и вообще выглядела довольно зловеще. Как раз в стиле тех фильмов, о которых она вспоминала, пока они были еще на улице. Напомнив себе, что с желаниями и предположениями надо быть поосторожнее, потому что они имеют противнейшее свойство сбываться, Фрейя развернулась в сторону проёма и эхом повторила за Лойи: – Бред. Больной бред, и мы с тобой надышались какой-то дряни, если всё это видим.
Кресты, какие-то светящиеся рисунки на стенах... Нет, конечно, среди ведьм такие эффектные жесты тоже использовались, но от охотников она, честно сказать, ждала чего-то большего.

– Впечатляюще, почти как в старом английском романе. Уверена, еретиков здесь должны мечтать по-старинке жечь на кострах, – хмуро вздыхает она, принимая фонарик и перекладывая телефон в карман. Необходимость в лишнем источнике света появляется сразу же, как только  она перестает рассматривать изображение пса и проскальзывает в проём, вслед за братом. Как раз вовремя успевает, надо сказать, потому как спустя пару секунд стены схлопываются обратно, едва не зажевав ее собственный рюкзак. А еще через несколько мгновений, еще до того, как она открывает рот, чтобы оставить едкий комментарий на тему отсутствия стиля у современных инквизиторов, пропадает воздух.
Вместе с этим, будто подтверждая отсутствие кислорода, с коротким шипением гаснет фонарь в руках Лойи. Их как будто накрыли куполом. Первой накрывает паника. Последний раз она чувствовала себя так лет десять назад, на посвящении, но тогда в легкие ещё и затекала вода, а сейчас такое чувство, что воздух просто испарился.
Изображение перед глазами подёргивается мутной пеленой и меркнет, и только воспоминание о посвящении и вид то ли бледнеющего, то ли уже синеющего кузена, резко вытаскивает ее из ступора. Фонарик со звоном стукается об пол, а Фрейя разве что вслух не может обругать себя за медленную реакцию.
Безмозглая дура. Воздух! Что могло быть проще!
В принципе, достаточно ясно мыслить сейчас ей давало только умение задерживать дыхание на срок чуть дольше, чем делали это неподготовленные люди, несмотря на то, что тут она и вдохнуть-то хорошенько не успела. Разбираться в том, какова природа происходящего, времени не было от слова совсем, поэтому колдунья просто напряглась и поймав, буквально, за хвост, уже покидающее сознание, начала бессистемно наполнять пространство воздухом. Им повезло, что здесь в стенах было множество щелей и воздушным потокам было, откуда попасть в коридор с лестницей, иначе бы из ничего она точно не смогла бы создать ветер. На всё про всё уходит где-то около минуты: ещё чуть-чуть и можно было задохнуться.

Она приходит в себя уже сидя на полу, упершись спиной о стенку, в которой еще недавно был дверной проём, и сгибается в приступе кашля.
– Лойи? В порядке? – фонарик при падении ожидаемо выключился, поэтому находились они теперь в малоприятном полумраке, однако даже так было видно, что кузен жив и даже относительно здоров, это весьма радует. Нет, определённо необходимо научиться быстрее реагировать, иначе когда-нибудь лишние десять секунд раздумий будут стоит жизни или ей, или кому-то из близких ей людей. – Извини, я как-то не сразу сообразила.
Фрейя с усилием поднимается на ноги, подбирает фонарик и светит на лестницу: дверь. Ожидаемо, иначе тут не было бы так невыносимо темно. Воздух все еще аккумулируется внутри коридора, поэтому она просто резко усиливает поток, одновременно чихая от поднятой ими пыли, и дверь с жутким грохотом распахивается, врезаясь в стену, и открывая следующее помещение, хотя бы более-менее нормально освещенное.
– Так-то лучше. Надо бы понять, что это было вообще, – она оглядывается на Лойи и поджимает губы. – Ты мог уйти обратно туда, где был воздух, и тебе следовало это сделать, а не рисковать в надежде, что я очнусь быстрее, чем задохнемся мы вдвоем.

Тем временем за спиной у кузена теперь видно, что стена покрыта длинной выдолбленной прямо в камне вязью, видиомо, на латыни. Примерно так ставили защитные заклинания рунами, но христиане же, кажется, не колдуют. Или?..
– Смотри. Похоже у них всё-таки есть какая-то своя магия.

Фрейя отзеркаливает фирменный материнский прищур, безуспешно пытаясь сохранить серьёзное выражение лица и попутно удивляясь тому, как она могла такое забыть. Хотя на самом деле ситуация была не слишком смешной и тем, что ждёт ее на тренировках, ребята из боевых групп уже успели колдунью изрядно запугать. Во всяком случае, они утверждали, что Фрейе на поле придётся еще тяжелее чем им, потому что Гудрун славилась, буквально, своей безжалостностью. Но, право слово, не будет же она колотить дочь палкой или возить ее лицом по асфальту? Бред какой-то.
– После первого же занятия расскажу. В крайнем случае, буду постоянно таскать на спине двуручник. По-моему, это будет пугающе и враги сами от меня разбегутся, от греха подальше, – в арсенале были и мечи, и копья, и старое стрелковое оружие, и какие-то топоры с булавами, так что вариантов вырисовывалось множество. И это помимо самых банальных пистолетов разных калибров. – Да ладно тебе, Оддгейр с Эльвой вернут меня домой сразу же, когда поймут, что это нарушило планы Гудрун. Им еще дорого ваше семейное поместье.
Да и обострение уже, увы, вряд ли закончится. Впрочем, Лойи это всё наверняка не коснётся, а жаловаться на жизнь пора было прекращать. Поплакалась и хватит, достаточно.

Если представить, что защитная магия на этом помещении работала также, как в любом из колдовских домов, зачарованных специальными чарами, вроде антивандальных, то кресты бы тут вряд ли помогли, хотя вариант стоило рассмотреть хотя бы как гипотетический. Скорее всего, здесь было что-то, другое, что-то вроде..
– Может быть, перед входом надо было просто отключить защиту. Она вполне могла реагировать на какую-нибудь молитву или вообще работать чуть ли не от кнопки. Даже факел, – она пнула упавшую ей под ноги палку, запустив ее в стену. – И тот мог оказаться рычагом. Теперь мы вряд ли узнаем, если только не приведем сюда группу из парочки клановых исследователей.
Мысль о том, что охотники, действительно, могли вернуться, да еще и в самый неподходящий момент, слегка напрягала, но не так уж сильно. Им двоим должно было просто чрезвычайно повести, чтобы это случилось именно сегодня, именно в этот час и именно тогда, когда они находились практически у входа в "сокровищницу".
– Возможно, они просто не смогли перевезти все вещи и решили, что отсюда они точно никуда не пропадут. Во всяком случае, это даёт надежду на то, что дальше мы обнаружим не голые стены. Стали бы защищать пустое помещение?

Впрочем, стоило посмотреть, что было дальше, а не стоять и дальше обсуждать причины и следствия. Стоило бы, но опять возникла проблема: это выражение лица. Фрейя  помнила его с самого детства, когда они ещё только таскали конфеты у поварих на кухне и постоянно задирали друг друга по поводу и без, и имела счастье лицезреть то, как Лойи выражает крайнюю степень недовольства происходящим. Она даже воспроизвести его могла практически также успешно, как все привычные вздохи и взгляды Гудрун, настолько оно было говорящим.
В общем, свою ошибку она поняла сразу. Стоило, наверное, промолчать, или подобрать какие-то другие слова, но её хватило только на то, чтобы озвучить мысль в ее чистом виде. Кузен, правда, очевидно обиделся и не совсем оценил ее порыва. А значит, надо было объяснить, или хотя бы попытаться. Фрейя пару секунд помолчала, задумчиво закусывая внутреннюю сторону щеки, а потом подошла к Лойи поближе.
– Ладно, не надо так. Я не то имела в виду, или выразилась неверно, – на самом деле, она и сама не знает, как пояснить свою мысль правильно. Она осторожно касается его предплечий чуть выше запястья, проводит пальцами по коже, и, склонив голову на бок, тихо продолжает. – Я просто боюсь. Боюсь, что когда-нибудь ты или кто-то другой из близких мне людей окажется в беде только потому, что не хотел оставлять меня. Я же не переживу. Вот и начинаю читать такие нотации.

Фрейя грустно улыбается и отходит обратно на пару шагов назад, чтобы вернуться, наконец, к делу, и не начинать длинных разговоров о грустном. В конце концов, для таких бесед было определённое время и место, и коридор дома, принадлежащего охотникам, мог бы стать таким разве что в дешевом сериале, и никак не в реальной жизни. Надписи были занимательными настолько же, насколько непонятными. У нее даже латыни в университете не было, только английский, а руны или что-то вроде них это всё напоминало крайне мало.
– Чудеса. Их церковь же, вроде бы, против ведьм. "Ворожеи не оставляй в живых", и всё такое. Впрочем, ты прав, вера и рабское мировоззрение подопечных давно сделало их покровителя едва ли не равным нашим по силе, – если не сильнее. –  Просто странно, что они так спокойно используют подобные вещи. Как там отделяют ведьм из числа дьявольских отродий от божественных чудотворцев? Или это вроде наших посвящений: не всплыл, не взлетел – не был благословлён, до свидания. В общем, я бы с ними поболтала. Жаль, что шанс просто поговорить представится вряд ли.
И лучше бы не представлялся, в самом деле. Им давно бы стоило всем понять, что разговаривать с фанатиками – гиблое дело, которое не приводит ни к чему хорошему. С психами лучше не спорить, а для верности и вовсе молчать, расстреливая их из снайперской винтовки с какой-нибудь крыши.
– Можно попробовать отнести специалистам. Здесь, скорее всего, еще и какой-нибудь древний вариант латыни, так что нам даже интернет вряд ли чем-то поможет, – она пожимает плечами и достает убранный было телефон обратно. Хотя бы сфотографирует, что ли. Потом можно будет найти в сети кого-то, кто сможет разобраться в происходящем лучше них. – Главное не напороться на охотника в поисках. Вот неудобно-то будет.
В крайнем случае, сама посидит над книжками. Это скучновато, но не ей говорить об отсутствии усидчивости, потому что во времена учебы приходилось часами сидеть и не над таким. Переводы наверняка веселее, чем курс сопротивления материалов, например.

А еще веселее, разумеется, собачье рычание наверху. Собак Фрейя, в целом, не боялась, но, увы, слишком хорошо представляла себе, что такое хорошо натасканный сторожевой пёс и во что может вылиться встреча с ним. Но проверить стоило. Она почти не дыша тихонько поднимается на несколько ступеней выше и, убрав фонарь за пояс, начала шепотом читать простенькую формулу на обнаружение иллюзий, из числа эльфийских.
– Не морок, – у неё разве что бровь не дёргается от того, сколько здесь уже понапичкано всякой дряни. А они ведь только зашли. – Или очень хороший морок. Но тогда его тут кто-то должен поддерживать. Слушай, ну не могли же они уйти и оставить собаку? Не понимаю. Может, оно не живое?
Фрейя с опаской поглядывает в сторону дверного проёма, но всё-таки решает, что позиция у них сейчас стратегически невыгодная и надо подниматься наверх. Лойи, по её мнению, должен и сам это понимать, поэтому кивка в сторону помещения вверх по лестнице достаточно без лишних обсуждений.
– Колдуны мы или кто? Что, с собакой не управимся?

В конце концов, собаку всегда можно заставить уснуть. С этими мыслями Фрейя и поднимается наверх, прокручивая в голове все возможные виды защиты от животных. Нож – это слишком сложно и слишком грязно, когда у тебя есть магия, но на всякий случай пригодится и он. Во всяком случае, идти она старается так, чтобы Лойи был рядом, по левую руку, и мог, в случае чего, воспользоваться своим старым добрым другом.
Однако вместо того, чтобы, чуть заглянув в помещение, тут же начать читать соответствующие заклятия, Фрейя на секунду зависает, а потом, забыв уже обо всем на свете, просто бросается внутрь. Потому что внутри, недалеко от входа, стоит огромная клетка с прикованным цепями и глухо рычащим волком, знакомым настолько, насколько вообще можно назвать знакомым дикое животное.
– Гери! – что тут делает волк Раннвейг, сказать пока трудно, но совершенно точно только одно: животное находится в плачевном состоянии, и даже рычит, буквально, из последних сил. Фрейя, не боясь, просовывает руки сквозь прутья клетки, закапываясь пальцами в шерсть Гери, который к тому моменту уже узнает не самую редкую гостью дома Одина, и только тихо скулит. – Тут кровь запеклась. Твари, какие же они твари... Неужели решили, что даже в волке есть что-то волшебное?
У колдуньи чуть ли не слёзы на глаза наворачиваются от злости и бессилия. Почему-то животных всегда было жалко больше, чем людей, так уж получалось, а охотники теперь представлялись и вовсе существами, морали и нравственности лишенными начисто. Хотя, казалось бы, об этом можно было бы задуматься уже тогда, когда ее, безоружную, впервые пинали по рёбрам, но сейчас как-то всё более очевидно. Не переставая ласково поглаживать уже немолодого волка, который когда-то катал её маленькую на спине, она оборачивается к брату, всё ещё стараясь не расклеиться и не заплакать.
– Надо найти ключ, вытащить Гери и срочно позвонить Раннвейг. Она наверняка там уже с ума сошла и разнесла половину дома, – жрицу Фрейя знает достаточно хорошо, поэтому понимает, что такая пропажа для дома Одина явно обернулась немалыми неприятностями. Как минимум потому, что у них не было помещения со звукоизоляцией, в которое можно было бы поместить её бушующую родственницу. Но телефон, после фотосессии с христианскими заклинаниями убранный в карман джинсов, как назло утверждает, что сети до сих пор нет. Придётся ждать, пока они смогут выбраться наружу. А пока разобраться с клеткой и рассмотреть, наконец, довольно просторную лабораторию.

Обижался Лойи, кажется, не слишком сильно, хотя бы потому, что обиженные люди обычно не начинают улыбаться так скоро, а продолжают хмуриться и  фыркать, во всяком случае, в ответ на такие слабенькие извинения.
– Всё помню и больше не буду заводить эту песню, – впрочем, обещать она всё-таки не стала, потому что в смысле легкого занудства и беспокойства о родных иногда не могла себя сдерживать совершенно никак. Её, в общем-то, какие собственные проблемы и раньше пугали не слишком сильно, а уж после того, как она один раз успела умереть, тем более, а вот чужие всё ещё напрягали немало. Отходя, она просто продолжает улыбаться и думает о том, что, хоть поцелуй в макушку это очень даже приятный вариант реакции на нравоучения, экспериментировать в ближайшее время больше не стоит. Тем более о собственной безопасности брату наверняка предложат подумать еще раз сто все окружающие, например, её мама. Вероятно, не в самой лояльной форме.

Перспектива оказаться сожженной посреди какой-нибудь площади, даже если потом на этом месте воздвигнут памятник, радовала мало. У Лойи было слегка больше опыта общения с охотниками, не сказать, чтобы очень позитивного, поэтому раз даже он считал, что разговаривать с ними суть бесполезно, значит так и было. Как минимум потому, что представить себе человека, которому кузен не мог заговорить зубы даже приложив максимум усилий, было сложно, и такой уж точно должен быть готов разбить лоб о Папский Престол в Ватикане.
– В таком случае, им можно только позавидовать. Насколько же сильна у людей вера в собственное божество, если они готовы за него и игнорировать элементарную логику, и убивать, и бросать все, чтобы уехать в чужую страну и очистить всё от скверны. Просто представь – нашим либералам стоило бы поучиться такой уверенности в себе и в своей религии.
В сущности, их Боги не были столь агрессивны и не завещали навешивать ярлыки абсолютно на всех людей, пытаясь разбудить в них истинную веру. Тут скорее наоборот: благословение нужно было заслужить, оно не выдавалось авансом, и, вполне вероятно, именно из-за этого слабые духом, к которым Фрейя и причисляла многочисленных вероотступников, искали утешения в чужой магии. Гораздо проще было пользоваться тем, что, как настоящее искушение, подносили на блюдечке, чем долго и старательно добиваться контакта с покровителем, проходя сотню испытаний на пути к просветлению. Не то, то здесь: захотел, и тебе простили грехи, захотел – вот уже и благословение на то, чтобы снова нарушать заповеди. Натянул крестик – и уже свой, проще простого. По крайней мере, колдунье все виделось примерно так.

Фрейя была настроена решительно и в том, что волка этого прекрасно знает, была уверена процентов на сто-сто пятьдесят, не меньше, поэтому только время от времени поглядывала на стоящего в стороне Лойи, который, очевидно, сомневался в том, что животное можно узнать по лицу. То есть, по морде, конечно же. Но учитывая, что Гери она знала уже очень много лет, раздумывать не приходилось.
– Не знаю, но это точно он. Я уверена, – волк, тем временем, свернулся на полу клетки, уложив морду на передние лапы и слегка поскуливая, когда Фрейя находила руками раны под металлической цепью. – Правда не узнаешь? Морок в виде волка дома Одина – это слишком сложно даже для очень хитрых охотников, а незнакомый зверь так спокойно точно бы не регировал. Я бы уже без руки осталась.
На самом деле, о последнем она сама подумала только сейчас, уже после того, как по локоть засунула руки чуть не в пасть волку. Кажется, рассуждения Лойи о том, что быть осторожным и скучным чревато, отложились у нее где-то на подкорке и теперь заметно влияли на поведение. Хотя она ведь и раньше предпочитала сначала делать, а потом думать, просто до последнего времени ни одно дело не принимало настолько серьёзных оборотов. Фрейя даже на всякий случай ещё раз повнимательнее рассмотрела волка, на секунду тоже поддавшись сомнениям, но когда Лойи присел рядом, окончательно успокоилась.

Става, который чертил кузен, Фрейя не знала, но то, что он предназначался для открытия замка было вполне очевидным. Заряженные кровью, руны должны были работать куда более успешно, чем просто вычерченные на стене или выжженные на дереве, потому что так мастер отдает им в разы больше энергии, одновременно жертвуя самой магии какую-то часть своей жизни. Пообещав себе позже попросить Лойи поделиться наработками, колдунья выжидающе смотрела на то, как вязь начинает светиться и запускается в работу. Еще пара секунд – замок отщелкнется и Гери будет на свободе, его можно будет передать хозяйке, которая, наверняка нервничает, и этим успокоить весь клан. Но почему-то став не работал. Фрейя для верности пару раз ткнула в замок пальцем, все еще надеясь, что его просто слегка заело, но быстро поняла, что это бесполезно.
– Качественно зачаровали, – выдохнула она, ещё раз почесывая волка за ухом и вытаскивая руки из клетки. – Может, и не у святилища, хотя я подозреваю, что их должны интересовать наши ритуальные места в том числе. Раннвейг же всюду таскает Гери и Фреки с собой, чуть ли не в кино. Они вполне могли увидеть её в городе и... удивиться. Но охотились, вероятнее всего, специально. Это же надо было еще как-то сделать незаметно.
Идея Лойи на первый взгляд казалась рабочей, но была с ней небольшая проблема – в связи с резко увеличившимся количеством энергии, какая-то масштабная магия давалась колдунье сейчас намного проще, чем работа с тонкими потоками и небольшими предметами.
– Я попробую, но давай сначала осмотримся. Нам в любом случае нужно поискать еще что-то важное, может, и ключ попадётся. Или  кусачки по металлу, например. Мало ли что может быть у охотников.

Нашла время оглядеться Фрейя только сейчас, да и то, периодически взглядом возвращаясь к замку и думая, как бы так аккуратно сосредоточиться только на его механизме и не разнести всё, поранив и себя, и животное. Лаборатория представляла собой довольно скромное помещение с несколькими большими шкафами, горой коробок, нехитрой техникой, парой компьютеров и чем-то вроде больничных каталок. Первой мыслью было, что тут охотники подлечивали своих, но где-то на фоне неприятно маячила идея, что ремнями к каталкам скорее всего пристегивали отнюдь не буйных пациентов. Может, она просто слишком мнительная?
О средневековых методах приготовления вакцин ничего, тем временем, не напоминало. Огромных крестов и распятий на стенах, вопреки интерьеру в коридоре, не висело, каких-то записей на латыни тоже не виднелось, а вместо ступок и пакетиков с разными травками на столах стояли вполне себе современные пробирки.
– У монашки были образцы их сыворотки, да? Ты узнал, что она делает с колдунами?

Говорить о том, что среди жертв охотников мог оказаться не только волк, но и его хозяйка, Лойи не стоило, как минимум потому, что паникующая Фрейя – зрелище вообще не для слабонервных и здорово мешает сосредоточиться. На фоне нескольких смертей жрецов, произошедших ещё в прошлом году и до боли напоминающих дело рук охотников, перспектива вырисовывалась в целом не слишком радужная. Впрочем, до того, как начать переживать, Фрейя позволила немного напрячься и проанализировать ситуацию.
– Нет, точно нет, – колдунья отрицательно качает головой, убеждая, преимущественно, себя, что с подругой ничего случиться не могло. – Списывались мы дней десять назад, но я и вчера, и сегодня утром видела ее онлайн на фейсбуке, так что с ней всё должно быть нормально. Вряд ли охотники на всякий случай угнали ее страничку и пишут родным, что она уехала в отпуск.
С их стороны это было бы даже слишком хитро, пожалуй, да и о пропаже жрицы в клане Одина Рагнар с Гудрун узнали бы первыми и уже успели бы вместе с семьей Торвальда поднять на уши всю Исландию, включая ближайшие острова. Впрочем, вероятность того, что следующей жертвой коварных планов Инквизиции может стать Раннвейг всё равно оставалась, и теперь, после слов Лойи, казалась Фрейе уж очень ощутимой. Поддаваться паранойе не хотелось, но, кажется, следовало жрице все рассказать, как раз будет отличный шанс на момент возврата волка. Надо только берушами запастись или взять наушники помощнее.

Фрейя поднимается на ноги, с трудом распрямляя спину, и задумчиво наблюдает за тем, как Лойи осматривает помещение. Её саму куда больше занимали коробки, чем допотопные компьютеры, которые он увлеченно разбирал и собирал обратно, поэтому к ним колдунья и отправилась. Может, Светлые Асы всё-таки решат подкинуть ей что-нибудь полезное, чем можно открыть клетку? Упомянутые Асы на мысленные просьбы упрямо не реагировали, предлагая всё, что угодно, кроме чего-нибудь хоть мало-мальски полезного: кипы архивных бумаг, разбираться в которых можно годами, какая-то лабораторная посуда, заботливо проложенные ватой коробочки с травами и порошками, а в одном из крайних ящиков – даже большое красивое распятие, трогать которое Фрейя, на всякий случай, не стала, мало ли что.
– Лошадиная доза? Ну, мне кажется, это даже где-то лестно, девочка переживала, что обычной тебе не хватит, – не отвлекаясь от своего занятия усмехнулась колдунья, прислушиваясь к брату. – Блокирует способность к магии, говоришь? Сейчас прозвучит странно, но... Может попробовать её на себе? Ну, или на каком-нибудь добровольце. Так хотя бы узнаем, как точно это действует.
Пусть шанс найти мага, добровольно готового расстаться со своими способностями на неопределённый срок, и был довольно низким, но другого варианта Фрейя придумать не смогла, как бы ни старалась. В конце концов, магических мышей или собачек, на которых можно было бы провести опыты, у них не было, и даже Гери был вполне стандартным волком, разве что продолжительность жизни у него была, очевидно, выше. Лабораторные исследования позволят вычислить количественный состав смеси и может быть понаблюдать за реакцией клеток крови при контакте с вакциной, но никто не объяснит эффект лучше, чем человек, испытавший ее на себе.

– Фотографии сейчас сделаю. Боюсь, либералы не единственные, кто до конца не верит в сказки про охотников, так что это имеет смысл, – было бы, конечно, значительно лучше, если бы у них на стенах висели постеры с революционными лозунгами и картинки из "Молота ведьм", потому что так их лаборатория была похожа на любую другую, но в их положении не может быть ничего лишнего. Хотя бы кресты в коробке пофотографирует, уже неплохо для начала. Тем временем, истории Лойи становились всё интереснее.
– В каком смысле лишает способностей? Даже если опустить такие важные детали, как расположение Богов и их участие в наших жизнях, то магические способности это действительно генетика, и как можно от них избавиться посредством какой-то там чудо-вакцины я не понимаю. Они там что, решили, что магия – это болезнь? Если это действительно так хорошо работает, то я отказываюсь понимать, почему до нас еще не дошли слухи о том, что всех магов на континенте очистили от скверны.
Представить себя без магических способностей Фрейя не могла совершенно, потому что они были частью всей её жизни, как зрение, слух, вкус, обоняние или осязание, и лишиться ее означало бы стать инвалидом. На самом деле, она вообще предполагала, что если колдуна начисто лишить его магии, то через какое-то время жизнь уйдет от него сама, потому что для любого из них магия и была жизнью. С другой стороны, если бы такие изобретения оказались публичными, то наверняка бы нашлись даже желающие стать смертными. И вообще – если колдовство можно вылечить, то значит им можно и заразить? Тя-же-ло.

– Я думаю, она все равно ничего полезного не знала, – все ещё раздираемая сомнениями по поводу реальности существования волшебного препарата, Фрейя и не заметила, как рассказ Лойи перешёл к концу, а сам он двинулся обыскивать лабораторию дальше. – В конце концов, если бы у всех подряд была такая сыворотка, ни я, ни ты, уже бы не колдовали, не общались с богами и вообще мирно сидели бы дома или лежали на ближайшем кладбище. О, смотри, это уже интереснее...
На последних словах она достала из коробки увесистые цепи с чем-то вроде наручников, которые, видимо, как-то пристегивались к больничным койкам. Два варианта: либо местные ученые не были такими уж мирными, как показалось на первый взгляд, либо тут кто-то увлекался сомнительными извращениями. Первый, увы, был более правдоподобным, а значит идея о клетках посерьёзнее начинала играть новыми красками.
– У нас дома есть что-то подобное, к тому же, очень похоже на те, что были на тебе, – Фрейя размышляла вслух, примеривая  к своему запястью браслеты наручников и прикидывая, что она наверняка смогла бы вылезти из таких безо всякой магии. – Лойи? Ты даже не хочешь полюбоваться?

Впрочем, последние её слова заглушает гул насекомых. Как и любая девочка, Фрейя кошмарно не любила противных насекомых, особенно когда их количество переваливало за всякие разумные пределы. Мухи, впрочем, кажется были куда более заинтересованы Лойи, чем кем бы то ни было еще, и в ее сторону лететь даже и не думали. Кузен пытался донести до нее какую-то, очевидно, бесценную мысль, но колдунья не слышала ровным счетом ничего, кроме отдельных слов про чертей и щиты. Создавать ни чертей, ни щиты она не умела, но если с первым дело обстояло совсем плохо, то над вторым еще можно было поэкспериментировать. В торопях прикинув, как должен выглядеть щит, чтобы не дать мухам добраться до Лойи, она постаралась как можно быстрее реализовать свою идею, на всякий случай даже поддержав намерение парой соответствующих жестов.
Получился, конечно, не щит, а воздушный кулак, которым снести, по всей вероятности, должно было не только назойливых насекомых, но и, возможно, самого Лойи, но тут уж выбор был не велик и приходилось довольствоваться тем, что есть. Жужжание резко стало в разы тише, и в наступившем относительном спокойствии прозвучал четко различимый "щелк".

– Божественно. Просто божественно.
Один из браслетов наручников, которые Фрейя все ещё держала в руках, сомкнулся на ее запястье сразу же, как она договорилась с собственной магией и закончила своё колдовство. На поверку все оказалось не так легко, как она думала, потому что браслет самопроизвольно уменьшился в диаметре и теперь немилосердно давил ей на запястье, не оставляя никаких возможностей просто вытащить руку и успокоиться.
Не впервые за сегодня мысленно обругав себя дурой, колдунья подёргала рукой, а после попыталась создать вокруг себя хоть какой-то ветер. Вместо ожидаемого урагана воздух только слегка завибрировал и почти сразу же сдался, сконцентрировавшись вокруг свободной руки. – Всю жизнь мечтала узнать, что будет, если заковать только одну руку. Моя мечта сбылась.
Благодарить судьбу можно было только за то, что она хотя бы не оказалась прикованной к батарее, стене или койке, а значит, все было не так уж плохо. Если, конечно, охотники не решат вернуться прямо сейчас. И да, ножовка по металлу стала ещё более востребованной, чем раньше.

– Очень больно? – глубоко вздохнув, она, подтаскивая за собой цепь, направилась к стоящему у шкафа Лойи, чтобы посмотреть, как он справился с нападением толпы противных насекомых.

Рассуждения Лойи о страхах или не-страхах только глубже погружали Фрейю в задумчивость. Чего она только не боялась, и темноты, и быть запертой, и, к примеру, до недавнего времени, смерти, а также, наверное, десятка каких-то общечеловеских вещей. Ничто из этого списка не ввергало ее в панику моментально, но так или иначе оставалось значимым, давило на психику и порою мешало сосредоточиться на чем-то важном. В своих страхах, тем не менее, она сознаваться тоже не любила: в детстве причиной этому служило то, что Ньерды, как известно, не должны ничего боятся, а к юношеству вошло в привычку в качестве защитного механизма. Чем меньше тех, кто знает о том, что тебя по-настоящему беспокоит, тем труднее людям забраться в твою душу достаточно глубоко для того, чтобы начать вести себя как слон в посудной лавке.

Несмотря на то, что нежелание когда-либо лишиться своих способностей даже на короткое время, Фрейя сама назвать полноценным страхом не могла, Лойи удивительным образом повторял её собственные мысли на этот счёт. Это противоестественно. А уж то, что он сам, в принципе, говорил о том, что позиционирует как страх, было особенно ценно. В конце концов, если есть доверие, то оно выглядит как-то примерно так. Не прерывая ответов Лойи, колдунья только изредка кивала, демонстрируя своё полное согласие, и ожидала каких-то выводов. Простор для экспериментов, конечно, открывался и вправду огромный, но Лойи снова оказывался прав в одном. Это была камешек в сторону веры не только в Северных Богов, но и Магию, как энергетическую структуру.
– Плевок, – эхом повторяет она, размышляя над философским смыслом сказанного братом. – Знаешь, я надеюсь, что среди ваших зельеваров нет тех, кто захочет превратить это в собственное оружие.
Мысль об угрозе чьих-то слишком больших амбиций пришла Фрейе в голову только сейчас, когда Лойи заговорил о неправильности происходящего. Такая сыворотка – прекрасное, блестящие оружие для охотников, которые только и мечтают искоренить весь ведовской род, но она же является буквально бомбой замедленного действия в руках самих колдунов. Какой привлекательной может показаться кому-то идея завершить сразу все межклановые распри одним махом – ни крови, ни битв, всего лишь подмешанное в еду или воду вещество – и злейший враг навсегда обычный смертный, которого ты можешь даже не замечать, потому что теперь он практически инвалид. Охотники и сами, думается, не понимали, что их опасная игра может стать чужим инструментом.
И стоило ли тогда рассказывать о существовании этого чудо-средства всем? Фрейя только рассеянно качает головой.
– А вот если это вирус или яд, то к нему в комплекте должно идти лекарство. Или, во всяком случае, должна существовать возможность такое противоядие создать, нейтрализуя эффект. Впрочем, говорить здесь не о чем, вопрос может быть решён только экспериментом. Я не совсем уверена, что они сами вообще до конца представляют механизм действия этой штуки.

Лойи успешно справился с мухами, что было вполне предсказуемо, учитывая тот факт, что они оказались, всё-таки, иллюзией, зато она сама, как обычно, самозабвенно вляпалась в какую-то фигню. Да-да, у нормальных героев были нормальные приключения, у нее изредка тоже, но как правило для Высших Сил, видимо, она оставалась актрисой комедийного жанра. Иначе как объяснить то, что, нормально преодолевая человеческие трудности, она снова и снова подставлялась исключительно по своей глупости? Как сейчас, например, трогая руками всё подряд, в довесок еще и радуясь своим находкам.
– Мама бы оценила. Думаю, в свете нашей прогулки на ярмарку, она бы и тебя так с удовольствием приковала. Только, на всякий случай, на безопасном расстоянии от меня. Тихо, спокойно, никто не мешает. Ещё бы кляп в рот, – шутка получается не смешной, во всяком случае, для самой Фрейи, потому что на самом деле перспектива оказаться запертой в этой самой "безопасности" перед ее носом маячила вполне себе ощутимо.

И Гудрун уж точно придумала бы какой-то метод подейственнее, потому что замок, как ни странно, поддался уже знакомым рунам. Не то, чтобы колдунья так уж не верила в успех этой затеи, когда Лойи принялся выводить став кровью на ее запястье, но ее куда больше в тот момент увлекал вопрос зачарован ли нож на обеззараживание, чем надежда на чудо. А то ведь кузен и вместо отвертки его уже сегодня использовал... А браслет возьми, да отщелкнись.
– Спасибо. Чтобы я без тебя, – вернула Фрейя неоконченную благодарность, делая акцент на "я". Чтобы она тут без него делала было и вправду неплохим вопросом. Да и была бы вообще тут? Впрочем, после того, как они с Маром обнаружили у дома Лойи целую группу охотников, вопрос казался глупым. Не здесь, так где-то еще, но с похожей целью. А разум настойчиво подсказывал, что лучше именно здесь и именно в такой компании. Причин ему не доверять у колдуньи не было от слова совсем. – Наверное, гости навещали их здесь по одному и на помощь со стороны могли не надеяться.

Фрейя потёрла запястье, откинула, на всякий случай, злосчастные цепи подальше от себя и только после этого присоединилась к кузену в рассмотрении бумаг. Сколько же лет здесь провела эта лаборатория? Такое количество дел, и это ведь, наверняка, далеко не всё, самое важное обязаны были забрать с собой сразу же, оставляя лишь что-то незначительное, неважное для изучения феномена, малоинтересное. И всё так формализовано – будто бы и не были испытуемые для местных ученых людьми, только номерами на папках и датами проведения экспериментов. От осознания того, что к кому-то относились, как к лабораторным крысам, становилось жутковато.
– Похоже, не только, – осторожно сдув с листа оставшуюся пыль, Фрейя провела пальцем по бумаге, повторяя траекторию одного из графиков. – И не столько. Смотри, тут несколько везде разные названия по осям. Серебряный настой, какие-то отвары, «DS»... Видимо, «DS» и есть название той сыворотки, которую пыталась подмешать тебе монашка. Ничего не понимаю в том, как тут указаны дозировки, но это, судя по всему, что-то вроде их основного оружия.
В принципе, график действия этой сыворотки казался наиболее понятным. Около остальных были сокращенные, к тому же приписанные от руки типично-врачебным почерком, пометки о результатах, которые Фрейе не объясняли ровным счетом ничего. А здесь все почти просто: дозировка и время, в течение которого жертва не могла никак сопротивляться. Кое-где были отмечены контрольные точки, но их предназначение, видимо, мог пояснить только тот, кто отметки делал, или его коллеги. В остальном, бумаги казались почти бесполезными.

Пока Лойи искал в шкафу что-то поинтереснее старых бумаг, она продолжала уже самостоятельно разбирать папки, одну за одной, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы глянуть, не обнаружил ли кузен что-нибудь важное. И лучше бы она не смотрела. Не то, чтобы она часто бывала в моргах, но в данном случае этот набор просто не оставлял шансов его не узнать. Внутри что-то сжалось.
– Хорошая ведьма – мертвая ведьма. И вскрытая, – голос сел как-то сам собой, поэтому фраза получилась в нехорошем смысле выразительной. Фрейя проводила Лойи глазами и, поджав губы, постаралась вернуться к перелистыванию папок. Здесь было много диагнозов, много разных результатов – видимо, действие препаратов разнилось в зависимости от пола, возраста, здоровья колдуна или Асам известно, чего ещё, а сами охотники пытались проследить динамику, увеличивая количество жертв. Были даже смертные – Инквизиция, как и в старые времена, имела обыкновение ошибаться, не особо комплексуя на этот счет, а может, чей-то дар просто был пассивным и его не смогли рассмотреть. В любом случае, фамилий указано не было практически нигде, в большей части папок даже имён-то не было, ведь эксперимент не являлся поводом для знакомства, так?

Лезть в следующий шкаф уже не хотелось даже в мыслях. Если там найдется что-то более увлекательное, чем это – ей станет совсем тошно, как пить дать. Запрокинув голову с какое-то время поглядев в потолок, Фрейя, наконец, выдала свой лист предположений.
– Вряд ли там вход в Нарнию, хотя было бы неплохо. Летучие мыши? Отравляющие пары? Руки отнимутся? А может, сразу очистительный огонь для неверных? С них бы сталось. Можно попробовать проверить, не открывая, вдруг сработает.
Она тут же ногой пнула одну из лежащих папок в сторону тумбы, та с хлопком ударилась о деревянный корпус, но ничего так и не произошло.
– Может, они там посуду хранили? Или кофе...

В целом, архивные папки всё еще казались интереснее, и спустя пару минут Фрейя себя за этот интерес трижды прокляла.
Она лежала почти последней, папка, датированная августом 2016 – с эксперимента прошёл почти год, и с портрета на крайней странице на колдунью смотрело до боли знакомое лицо. Блондинку на фотографии звали Марта, и это было даже помечено в досье, видимо, охотника представился шанс с девушкой все же познакомиться, прежде чем бесцеремонно отконвоировать ее к себе в гости. Если Фрейя и ждала узнать кого-то во всей этой кипе бумаг, то уж точно не её. В горле девушки мгновенно образовался ком, и сейчас она про себя могла только с трудом пытаться справиться с тобой. Хорошо, что Лойи не видит, она бы точно расплакалась, если бы он что-то спросил. А, впрочем, может быть, здесь и спрашивать не нужно.
Фрейя пробегает глазами по той малой толике доступной её пониманию информации и мрачнеет с каждой секундой. Она так долго сопротивлялась. Марту, вернее тело Марты, нашли в подворотне на окраине Рейкьявика. Она не была вскрыта, но была совершенно однозначно мертва и замучена. В папке стояла сухая пометка о том, что тело не утилизировано, а испытуемая пыталась бежать. Фрейя помнит, что такими же сухими были ответы районного судмедэксперта – асфиксия, удушение, следы мужских рук, отпечатков в базе нет. Дело закрыли, за неимением подозреваемых, а они с друзьями остались наедине со своей утратой, болью и страхом. А некоторые из них ещё и с чувством вины.
– Она так радовалась лицензии, которую должна была забрать в бюро на днях, – слёзы были горячими и текли из глаз сами собой, совершенно неконтролируемо. – А потом пропала, и... спустя два дня ее тело нашли неподалёку отсюда.
Дышать тяжело, потому что грудную клетку сдавливает. Фрейя правда думала, что она смирилась, но, наверное, это было не так. Колдунья снимает с папки обложку, оставляя только исчерканные листы и, еще раз глядя на фотографию старой подруги, складывает их, чтобы положить в карман – это она обязана забрать с собой.

В ушах стоял гул. И именно он не давал даже услышать, как в тумбе, в которую какое-то время назад она прицельно пульнула папкой, начал заниматься подозрительный треск.

То, что Лойи понимает её опасения снимает с души камень. Было бы куда тяжелее, если бы он безоговорочно верил в трезвость рассудка всех их старших родственников, даже не задумываясь о том, к чему это все может привести, потому что тогда в руках Оддгейра и Альды, а значит и её собственной матери, оказались бы разработки, которые им в самом деле пока не стоит видеть. Зельевара, которого упоминает Лойи, она не знала, но это было совершенно не удивительно. Она ещё могла как-то сосредоточившись, назвать кого-то из целителей союзного дома, кроме Торстейна и Хьердис, разумеется, потому что с ними её жизнь сталкивала не раз и не два, но что касалось прочих приближенных "ко двору" – круг её знакомств ограничивался непосредственно правящей семьей и парочкой советников.
– Если ты в нём уверен, – колдунья пожимает плечами и кивает. Причин не доверять мнению кузена у нее, конечно, нет, но посмотреть на этого Элвара своими глазами ей все же хочется. Впрочем, хочется верить, что это всегда успеется. Так или иначе, лучшие специалисты в её клане были абсолютно лояльны Гудрун, и к ним обращаться в их случае совершенно точно было нельзя, потому что идеология, воспитанная во всех доверенных людях матери, просто не позволяла им скрывать те или иные разработки, даже если это могло быть действительно важно. А это значило, что выбирать не из чего и не из кого. Пожалуй, только сейчас Фрейя впервые допустила в свою голову мысль о том, что, при всём безграничном доверии членам собственной семьи, ей всё-таки необходимы были в клане люди, которых она могла бы назвать своими. Кто-то, кроме Сигмара и Натана. Пусть уже эти двое были неплохим подспорьем, этого было недостаточно. Возможно, все дело было в том, что колдунья даже не задумывалась о том, что ей когда-то могут понадобиться услуги, о которых она не сможет попросить близких, но теперь она слишком хорошо понимала, что такая вероятность существует до тех пор, пока дома её на научаться слышать.

Аналогия, которая вышла, в сущности, случайной и незапланированной, как в принципе и всё, что с ней и Лойи в последнее время происходит, но так удачно подмеченная кузеном, слегка разряжает обстановку и избавляет её хотя бы от части грустных мыслей.
– До славы Локи тебе, конечно, пока далековато, нужна ещё знаменитая перебранка, где ты будешь обличать всех и вся, но, если в целом, то да, всё близко. Зато в Рагнарёк красиво освободился бы, – смешинку в глазах и так скрыть не удаётся, а после окончания фразы Фрейя и вовсе сдавленно смеётся в кулак. Слухи о родителях ходили разные, и Лойи, может быть неосознанно, попадал в самый распространённый и самый реалистичный. – Не будем о досуге. А то знаешь, у мамы начнут уши гореть, и она нас из-под земли достанет, лишь бы мы перестали сплетничать.

В целом, на эту тему и вправду не стоило говорить, особенно учитывая тот факт, что нашлось куда более занятное и важное дело. Фрейя хотела бы остановить слёзы, ручейком сбегающие с подбородка и оставляющие на щеках влажные отметины, но это было выше её сил. Когда руки Лойи сжимают её плечи, она всё еще бессмысленно смотрит на бумаги в руках. Буквы расплываются, читать уже невозможно, да и совершенно не хочется, а в горле собирается ком. Она даже сказать больше ничего не может, только, убрав листы в карман, закрывает глаза и пытается восстановить дыхание, сконцентрировавшись на чем-нибудь другом.
Кузен молчит, и это даже хорошо, потому что Фрейя не уверена, что смогла бы сейчас поддерживать какой-то диалог. Через веки пробивается тусклый свет, но она изо всех сил старается успокоиться и для этого фокусирует своё внимание только на ладонях кузена. Он, во всяком случае, живой, настоящий, и всё ещё здесь, с ней. А ещё он почему-то начинает передвигаться к выходу, уводя с собой её саму.

Колдунья резко распахивает глаза и начинает снова не только видеть, но и слышать, чувствовать и ощущать. В тот же момент она понимает, что очнулась вовремя. Поддаваясь уверенным движениям брата и вслушиваясь треск, который доносится как будто бы сквозь толщу воды, она слегка отстраненно замечает, что всего лишь пошутила про очистительный огонь. Видимо, чувство юмора у обитателей этой лаборатории было похожим, потому что к выходу их сопровождали всполохи. На несколько минут замкнувшись в себе, она как будто бы пропустила начало спектакля, и теперь понимала не всё, оставаясь зрителем, но каким-то неполноценным, не так тонко чувствующим, как это должно быть.
Было во всем происходящем что-то неправильное и ненастоящее: то ли ощущение оторванности от собственной физической оболочки, то ли почти осязаемые помехи, мешающие полноценно воспринимать реальность. Что-то вроде белого шума телевизора, но со сбавленной прозрачностью, чтобы оставалась возможностью любоваться тем, как пламя пожирает стены, старые шкафы, инструментальные столы и даже хаотично расставленные по лаборатории стулья. В какой-то момент Фрейя даже ловит себя на мысли, что протягивает к огню руку – он кажется неприрученным зверем, которого обязательно нужно всему научить. Но руки Лойи остаться не дают, безнадёжно затягивая её в проход. Колдунья спотыкается на каменных ступенях, и этим задерживает спуск. Она словно со стороны видит, как в зрачках пляшут огоньки.
Мог ли быть материален очистительный огонь, если одним из основных постулатов веры, которую исповедовали Инквизиторы, была установка, что само по себе материальное тело есть нечто не такое уж важное? Голова наполнялась чужими мыслями, вторящими о пути к святости через признание грехов, настойчиво предлагающими отринуть ересь и во спасение предаться огню, дабы пройти все его испытание.

Спасение, спасение, спасение... У них ведь была какая-то цель, не так ли? Они должны были сделать что-то безумно важное, и это что-то не касалось вещей. Только вот что – Фрейя вспомнить не могла, как бы не силилась. Пламя подбиралось всё ближе, покидая пределы оставленной ими комнаты и переползая ко стенам уже в коридор. Всполохи отбрасывали красивые тени, причудливо танцуя на каменной кладке и будто бы сознательно выбирая дорогу прямиком к ним двоим. Ноги уже не шли, а в голове перекати-полем носилась пустота.
Где-то на периферии сознания послышался протяжный вой. Сначала будто слабый, но потом, опять и опять, уже более настойчивый, какой-то обреченный, вой.

Волк.

Дурман спадает сам, как только она делает шаг на встречу огню и пламя пожирает её целиком. То ли в этом и был весь секрет – выйти навстречу тому, от чего невозможно сбежать, толи ей сыграло на руку то, что необходимость освободить Гери оказалась настолько мощным якорем для её сознания, что это помогло посмотреть сквозь иллюзию. Она слышала о таком, когда её учили сейду – некоторые мороки, какими бы сильными они ни были, в столкновении с долгом и необходимостью, так или иначе живущими внутри каждого человека, проигрывали и исчезали сами по себе. Мысли в голове Фрейи неслись с бешеной скоростью, словно пытаясь отработать всё то, что она пропустила, очарованная и одновременно испуганная церковным пламенем. Им просто повезло, и иллюзия, катализатором для которой, видимо, послужило прикосновение к злосчастному шкафу, уже потеряла в силе. Даже самые талантливые мастера сейда, которых она знала, не были в состоянии оставить иллюзии без обновления дольше, чем на полгода, а ради какой-то рядовой лаборатории и вовсе вряд ли стали бы стараться лучшие даже из колдунов-христиан.

Фрейя ловит глазами пустой взгляд Лойи и придвигается к ближе, сжимая ладонями его виски. Она стоит ступенькой выше, и это позволяет им оказаться почти наравне.
– Это все обман. Морок. Здесь ничего нет, слышишь? – ей кажется, что реакции нет, и ждать, пока она появится сама, нельзя.
Фрейя резко делает спиной вперед шаг вверх по ступеням, и, хватая Лойи за обе руки, втягивает его ближе к себе, туда, где ещё секунды назад сама видела столб пламени. Выйдет или нет привести его в чувство так, она не знает, но времени придумывать какой-то новый способ получше просто нет. Запах палёной пластмассы оказывается вполне реальным, а это могло значить, что что-то в комнате всё же горело, и для волка это могло окончиться печально.
Счёт идёт на секунды, но колдунья уже сейчас понимает, что она не сможет и потушить огонь, и освободить волка, и вывести его из клетки одновременно, и помощи, кроме как от брата, ждать неоткуда.

Лойи не реагирует.
То есть, реагирует, конечно, довольно легко подчиняясь всем её действиям и заставляя верить в то, что, хотя бы какой-то краешек его сознания всё ещё не одурманен полностью и находится в пределах материального мира. Его ладони горячие – пожалуй, даже слишком, будто бы он и в самом деле сгорает в том пламени, которое, очевидно, видит до сих пор. Иллюзия работала на славу – она сама, хоть и не успела насладиться ею в полной мере, хорошо представляла, что сейчас происходит с кузеном: организм пытался на физическом уровне воспроизвести то, что ощущал, выравнивая определённый баланс. По такому же принципу какое-то время болели укусы от созданных сейдом насекомых и животных, образовывались почти реальные, не всегда даже сходящие сразу, кровоподтеки от ударов, нанесённых мороками. И от этого становилось ещё страшнее. Что же он, в таком случае, сейчас чувствует, если так?

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, хватит!
Фрейя изо всех сил старается не поддаваться панике, которая накрывает её волнами от созерцания того, как Лойи шевелит губами, словно вторя чему-то в своей голове, и смотрит на неё пустым взглядом. Не в состоянии унять тремор, она крепче вцепляется в его ладони и передвигается вместе с ним, когда брат, всё ещё находясь где-то на другом плане, вдруг решает сделать ещё пару шагов обратно к покинутой лаборатории. Фрейя заглядывает ему в глаза и на секунду ей кажется, что она действительно видит там отблески пожарища, но только на секунду – она встряхивает головой, избавляясь от ощущения, что иллюзия снова обретает над ней силу и начинает еле слышно бормотать на древнеисландском то имена отдельных рун, то короткие воззвания к Богам, всплывающие в сознании.  В этот момент хочется сказать спасибо матери, которая не вырывала из старых легенд буквально ничего, позволяя ей запоминать простые формулы, обращения и заклинания, когда любимые истории повторялись уже на сотый или тысячный раз. Возможно, позже она скажет, если ей представится такой шанс, но не сейчас.
В миг заледеневшими от страха руками она гладит лицо Лойи, стирает испарину с его лба, не замолкая ни на секунду – с одной стороны, ей проще так самой, а с другой, она все ещё надеется, что Высшие Силы её услышат и этот кошмар, наконец, прекратится.

То, что происходит потом, не поддается вообще никаким рациональным объяснениям, потому что брат, вполне очевидно всё ещё находясь под действием страшного христианского морока, вдруг срывается с места, не реагируя уже ни на какие её действия. У Фрейи не остаётся больше никаких вариантов, чтобы спешить за ним, переживая все больше, если это вообще было возможно. А что, если вытащить его так и не получится? Она не знала таких случаев, когда иллюзия бы окончательно сводила с ума, но, к несчастью, слышала о них, и от этого сердце в грудной клетке подло сжималось. На лице у Лойи сосредоточенность сменяется каким-то безумным беспокойством, и это превращается в какой-то бесконечный цикл. Когда он хватает инструменты и начинает долбить по замку, Фрейя решается подойти, кладёт руку ему на плечо.... И тут же отшатывается, бледнее больше прежнего, потому что стоит ей прикоснуться, как брат вдруг начинает кричать что-то непонятное.
Дальше все происходит как в страшном сне. Удар, ещё удар, а на ним ещё и ещё. Она даже предположить не могла, что сбить этот замок таким образом в принципе возможно, но каким-то чудом у Лойи получается, и Гери выскакивает из клетки, чуть не сбивая саму Фрейю с ног. Отходя от оцепенения, она рассеянно гладит животное по холке, а спустя мгновение оказывается заключена в объятия Лойи.

Носом утыкаясь в ещё горячую шею, она шумно выдыхает и обвивает его руками. Её ощутимо потрясывает, и она не знает, плакать ей или смеяться, потому что не выходит ни то, ни другое, только какие-то невнятные всхлипы, поэтому она просто прижимается к мужчине ещё сильнее, хотя это и кажется почти невозможным. Фрейя боится, что стоит ей сейчас отпустить руки и отойти хотя бы на полшага – и всё начнётся снова. Вспыхнет огонь, зашумит хор голосов в голове, и они уже никогда не выберутся из этого проклятого места. Если так защищали рядовые лаборатории, то чего ждать от их резиденций?
– Мне ещё никогда не было так страшно, – полушепотом выдаёт она, привставая на носочки, и касаясь его щеки своей. Температура начинает спадать, она чувствует это, несмотря на то, что сама буквально ледяная. – Давай медные трубы не сегодня. Пожалуйста.
Фрейя чуть отстраняется, снова проводит по лицу Лойи пальцами, убирая налипшие волосы со лба и коротко касается губами его губ. Стоять так – безусловно, хорошо, потому что сейчас она чувствует себя в безопасности настолько, насколько это вообще возможно, но огонь из шкафа, уже вполне реальный, начинает перекидываться на картонные коробки, и волк недвусмысленно носом подталкивает их двоих к выходу. Кажется, у Гери здесь оказывается лучшая реакция, несмотря на то, что волку всё же изрядно досталось, в том числе и от огня, успевшего добраться до клетки, неудачно расположенной рядом с несколькими кипами черновых бумаг.

– Надо как-то отсюда выбраться, – концентрируясь, Фрейя прикидывает, что, кажется, ничего важного в этой обители христианского пастыря не оставила, потому как рюкзак всё еще при ней, вещи Лойи тоже нигде не валяются, а значит можно идти. Отпускать Лойи совсем она банально боялась, не совсем отдавая себе отчет в том, за себя она переживает или за него, поэтому, спускаясь по уже хорошо изученным ступеням, берёт его за руку.
Внизу они предсказуемо натыкаются на сплошную стену. Прихрамывающий волк пытается её обнюхать, рычит и нервничает, то и дело оглядываясь на вытащивших его людей, но сделать ничего не может. Фрейя, впрочем, тоже слабо представляет себе, чем как здесь можно было бы справиться, но сил выдумывать что-то нет, хочется одного: выйти уже наружу. Она касается свободной рукой каменной кладки и пытается максимально очистить сознание, чтобы соединиться с родной стихией. Воздух поддается, помогая ей диагностировать пространство. Судя по тому, что воздушные потоки через контур, сходный по размерам с открывшейся им в самом начале дверью, проходит легче, значит проход исчез не окончательно.
Она чертит пальцем, безо всякого мела или чего бы то ни было ещё, на стене руну Перт, и это, на удивление, срабатывает: надписи на стене справа от того места, где раньше был проход, на долю секунды подсвечиваются, как в простеньких компьютерных играх на поиск предметов, давая подсказку в какой стороне искать.
– И что с этим делать? – Фрейя оборачивается к Лойи и вздыхает, нехотя все же отпуская его ладонь и кивая на латинские надписи. – Это может быть аналог наших рун, но как активировать формулу?

Пока Лойи размышляет, с какой стороны подойти к решению вопроса открытия прохода в стене, Фрейя напряженно думает о том, что, возможно, стоит попробовать пожертвовать надписи немного крови. В конце концов, будь они в сооружении, построенном во славу Северных Богов, она бы так и поступила и, вполне вероятно, оказалась бы права. Но здесь свои правила и свои каноны, о которых колдунья знала катастрофически мало, поэтому такие вольности могли оказаться риском. Хотя...

Впрочем, додумать она не успела, потому что кузен попросил её подождать, и скрылся в тени у стены. Ждать, к счастью, пришлось совсем недолго, потому что идея стоять одной в темноте, ну, или даже вдвоем с волком, ее совершенно не радовала. Фрейя и так до сих пор не могла успокоиться, а тут ещё и полумрак, навевающий неприятные мысли. На самом деле, конечно же, взрослые девочки темноты не боятся, но если никому не рассказывать, то можно представить, что страха и правда нет. Была в этом всём какая-то ирония: вот есть Лойи, которому темнота, практически, дом родной, и она, со своими детскими необъяснимыми беспокойствами. Как там брат говорил? Отличный тандем? Ну, в этом, определённо, что-то есть. В конце концов, в этот раз хотя бы никто не умер, и это уже можно было считать успехом, а они ещё и улики с собой забрали! Забрали же?
Фрейя проверят, застёгнут ли рюкзак и нащупывает сложенные листики в кармане куртки прежде, чем сделать шаг навстречу нормальному дневному свету. Проход с тем же зубодробительным звуком захлопывается, оставляя лабораторию охваченной огнем. Конечно, охотники обнаружат, что в их рабочих помещениях кто-то был, но это случится гораздо позже, когда они с Лойи будут уже далеко отсюда, а выследить их вряд ли кто-то сможет, если, конечно, на скрытом этаже не было камер на каждом углу. Колдунья морщится, прикидывая, насколько мысль о камерах может оказаться реальной, но после недолгих раздумий решает, что, если вдруг окажется, что за ними действительно все время кто-то следил, они об этом узнают из первых рук. Кажется, такая была логика у охотников? Пришёл, увидел, отомстил? Ну, или те ребята, которые навещали Лойи почти две недели назад, были особенными, что вряд ли.

Где-то на фоне Лойи выдает что-то непонятное про войну, и до нее сразу даже не доходит, о чем он ведет речь. Уже распахнув было дверь в коридор из подсобки, она замирает и разворачивается.
– Любая война для кого-то настоящая, – моргая, выдает Фрейя и повнимательнее всматривается в лицо брата, а тот, тем временем, продолжает свои рассуждения. Она щурится, прокручивая в голове всё то, что кода либо слышала от Богов, и пытаясь сравнить со словами Всеотца.
– Конечно, поверю. Обещай мне, что пристрелишь меня сразу же, как я впервые назову чью-то встречу с Богом бредом, –  она улыбается, вспоминая буквально недавнюю реплику самого Лойи и возвращая её назад отправителю, но потом снова возвращает на лицо серьёзность.
– Они всегда неконкретны. Видимо, мы просто неспособны мыслить теми же категориями. Знаешь, я спрашивала Владыку о войне, и единственное, что он мне сказал, что война вечна, и к грядущим кровопролитиям вела целая череда ошибок. Он обещал, что истинная вера всегда спасёт, но... Иногда это так похоже на рекламный ход.
Фрейя Владыке верила безоговорочно, но настолько скользкими были формулировки, которыми он оперировал, настолько размытым представлялось будущее, в котором её просили бояться не земного, а истинного суда, что иногда всё-таки проскальзывала шальная мысль о шаблонности подобных рассуждений. В самом деле, сколькие обращаются к Высшим Силам за ответами ежедневно? Может быть, ответ на вопрос иногда оказывается не так уж близок к его первоначальному смыслу?

Она всё-таки выходит из кладовки, жестом приглашая брата за собой, и говорить продолжает уже направляясь к выходу. Поскорее оказаться подальше от этой лаборатории, подарившей ей не самые приятные открытия, и от разгорающегося в ней огня, кажется очень важным. Фрейе на каком-то интуитивном уровне некомфортно здесь находиться, во всяком случае, теперь.
– Это что-то вроде войны против всех. Я не удивлюсь, если внезапно появится ещё какая-то четвертая сила, которая начнёт конкурировать и с либералами, и с охотниками за право выбить нас из колеи, – рассуждает она, задумчиво рассматривая полупустые кабинеты на прощание. – Я не знаю. Если хочешь услышать мое мнение, то мне кажется, что охотники страшнее. Либералы – знакомое зло, и противостояния с ними длятся не первый десяток лет, а вот Инквизиция... Если их организация на самом деле так масштабна, то у нас почти нет шансов.
Она останавливается, слыша, что Лойи слегка отстал, и, обернувшись, видит, как он смотрит назад, на место прохода в лабораторию. Смотрит, но ничего не говорит, просто опираясь спиной на стену у знакомого подоконника, через который они заходили.
– По-хорошему, мы давно должны дойти до того, чтобы объединиться против общего врага. Только возможно ли это, пока в кланах столько предателей?

Фрейя выглядывает из окна и, перегибаясь через подоконник, стирает со стены руну, которая больше не нужна, а потом обращает внимание на нервничающего волка, который уже каким-то образом оказался снаружи.
– Мне кажется, – вдруг выдает она, закусывая губу и глядя куда-то на дорогу, – что мы все пропускаем множество знаков. Может, все ответы давно лежат на поверхности, надо только как-то научиться видеть и научить этому других. Я просто... Не уверена, что мы сами готовы воевать с тем, с чем должны. Как думаешь, нам вообще поверят, когда мы всё это расскажем?
В висках все ещё пульсирует кровь. Видимо, она слишком сильно перенапряглась во время огненного шоу от христианских волшебников. Впору начинать носить с собой какие-нибудь укрепляющие зелья.

Телефон в кармане ощутимо завибрировал, сигнализируя о дошедших сообщениях, а это значило, что здесь снова появилась сеть. Это немного вернуло Фрейю в реальность, в которой перед ними стояли не только глобальные, но и множество более мелких, не менее важных задач. Например, разобраться с волком.
– Стоит звонить Раннвейг прежде, чем везти ей Гери? Или пусть не пугается заранее? Я вообще не представляю, что сейчас творится у них дома. Но, надеюсь, мне не сильно даст по барабанным перепонкам, когда она будет рыдать от радости.
Волк, тем временем, оживился, услышав своё имя, а потом и вовсе начал рычать на одну из проезжающих в сторону парковки, расположенной через несколько домов, машин. Может быть ему, конечно, просто не понравился звук, но если уж возвращаться к мыслям о том, что надо замечать хотя бы самые очевидные знаки...
– Что-то мне подсказывает, что надо поторопиться.

Чем-то поступиться. Да, пожалуй, по мнению Фрейи, в этом и была самая большая проблема обоих союзов – что консервативного, что либерального. Лидеры кланов до того срослись с собственным мнением и положением, что, по сути, меняться и идти вперед им мешали не столько сами по себе идеологические ценности, а тяжеленный якорь в виде нежелания поступаться принципами, предложенными много лет назад. В сущности, объединения кланов существовали намного дольше, чем сорок или пятьдесят лет, которые отводит им официальная хронология, за разницей всего в нескольких домах, которые и сейчас находятся в нестабильном положении, продолжая метаться от одних идей к другим. Самому молодому главе всего восемнадцать лет, но против него в любом Совете, к какому бы он не обратил свой взор, возвышались люди, которые считают себя всеведущими. Могла ли бы с этим что-то сделать Альда? Гораздо острее стоит вопрос, захотела ли бы она, после обретения власти, рисковать своим положением хоть чуть-чуть? Смогла бы пойти против той политики, которой ее всегда учил отец?
Впрочем, Лойи, наверное, лучше знать, сама Фрейя точно не говорила с кузиной о таких серьёзных вещах тысячу лет, если вообще когда-нибудь говорила. Она пожимает плечами, не решаясь сразу комментировать сказанное. Даже если власть сменилась бы прямо сейчас, во всех кланах, если бы произошло что-то страшное – большая часть наследников наверняка оказалась бы достаточно хорошо воспитана и обучена, чтобы даже не подумать о том, чтобы взять новый курс. А без него далеко не уйдешь.

Вообще, Лойи говорит довольно много вещей, которым следовало бы быть озвученными не в заброшенной лаборатории, а где-то на официальных клановых советах, но ещё свежи были в голове колдуньи воспоминания о том, как кузен рассуждает о невозможности вступления в какую-то должность. Фрейя задумчиво рассматривала погрузившегося в себя брата и про себя рассуждала о том, что он, скорее всего, не прав. Пребывание в тени в его случае лишает его сразу огромной доли рычагов давления, которые при всех его идеях могли бы служить неплохой опорой для того, чтобы хотя бы попытаться что-то изменить. К тому же, он, порой, именно из-за некоторой зацикленности на том, что не стремится к власти, упускал многие моменты, просто потому что ему о них толком никто не рассказывал за ненадобностью. Как, например, положение дел относительно охотников. Однако ведь в мелких деталях вполне может оказаться сокрытым нечто важное, и находясь от чуть чаще недалеко от обсуждений насущных вопросов, он бы точно мыслил ещё шире, если это вообще возможно.
– Ситуация несколько сложнее, – устало выдыхает Фрейя, прикидывая, насколько сама она права. – Один охотник, два, группа из пяти-шести фанатиков – вполне вероятно, не та угроза, которую они посчитают угрозой. Даже те, кто должен верить в охотников, практически все консерваторы, они не воспринимают это также серьёзно, как какие-то стычки между кланами. И не воспримут, пока не поймут, что это не шутки и не игры. Согласятся, конечно, что гипотетическая угроза существует, но что с этого? Мать периодически таскает меня на Советы лет с двадцати, чтобы я училась, и за почти шесть лет вопрос так и висит мертвым грузом. В сущности, идеология "Охотников нет" не так уж далека от "Охотники есть, но их полторы калеки, и мы их всех просто сожжём по-тихому, если что".
Она и сама, впрочем, ещё месяц назад была уверена, что местная Инквизиция не зашла дальше вылова отдельных ведьм, пусть даже стратегически важных, как жрецы, и что их поддерживает нечто большее, чем какая-то секта. В конце концов, религии в Исландии сосуществовали довольно мирно и вероятность того, что иностранные охотники со своими принципами приживутся здесь, казалась довольно небольшой. Только вот рассказы Лойи о словах монашки и тот объем экспериментов, который проводился какой-то маленькой вшивой лабораторией, очевидно, далеко не единственной, заставляли осознать, что все они упустили нечто важное.
– В общем, сначала нужно убедиться в том, что масштаб проблемы, а не её теоретическое наличие, оценят наши старшие, а уже потом браться непосредственно за Совет и все кланы разом, – и вот тут она была уверена в том, что поймет Альда и, пожалуй, что поймёт Асгейр. Только надо было найти правильные слова. У кузена, впрочем, говорить об этом выходило очень складно, тем более, он куда больше, чем Фрейя, верил в их перспективы. Значит, ему и следовало этим заняться.

– В нашей? В моей и твоей сюрпризов точно хватает, – по губам скользит лёгкая усмешка, но телефон Фрейя всё же убирает. – Ладно, ты прав, не буду звонить, иначе она разнесёт половину страны, пока будет нестись к нам с Гери навстречу. А за совет спасибо, никогда не думала о таком применении аэрокинеза.

С помощью Лойи она вылезает из лаборатории и, пока он возвращает все в первозданное состояние, успокаивающе гладит всё ещё заметно нервничающего волка. Переживать, впрочем, на ее взгляд уже не о чем – машина припаркована не так далеко, путь к ней лежит через улицу, пусть и почти безлюдную, а из проехавшей мимо машины, кажется, пока к ним никто двигаться не собирается.
– Что? – она поворачивает голову, с непониманием глядя на кузена. – Что-то не так?
Девушка даже оглядывается, убеждаясь, что вокруг нет ничего подозрительного. В ушах всё ещё то ли гудит, то ли звенит, но после иллюзорного пламени и странных голосов из него это уже даже не кажется удивительным. Зато поведение брата – кажется. Впрочем, не доверять его предчувствиям у нее повода не было.
– Ничего не понимаю, но держи, – ключи с янтарным брелоком, зачарованным от потерь и забывчивости, перекочевывают в руки Лойи, а сама Фрейя остается стоять, доставая телефон, чтобы ответить на сообщения, и свободной рукой нервно теребя лямку рюкзака.

Её внедорожник, который уже видно с того места, где Лойи попросил ее остановиться и подождать, тем временем, спокойно стоит там, где его оставили, и даже не думает превращаться в каких-нибудь чудовищ из христианской Библии. Во всяком случае, Фрейя окидывает путь, по которому должен пройти брат, взглядом, и, не увидев ничего необычного, возвращается к созерцанию экрана собственного телефона. Отлично занимает время, не правда ли?

Отвлечься ее заставляет только резкий хлопок: поднимая глаза, Фрейя успевает заметить, как пространство вдруг идёт рябью, соответствующей многим иллюзиям и морокам, и спину брата, которая с тем самым отвратительным хлопком резко исчезает в нескольких метрах от машины. На асфальте рядом еле заметно мелом начерчены какие-то знаки, а из травы чуть поодаль торчит что-то, напоминающее резной рычаг или просто вставленный в землю крест, но вот только разглядеть всё это Фрейе уже не дано, потому что ещё до того, как она срывается с места вслед за волком, который уже побежал в ту же сторону, за спиной раздается торжествующий мужской голос.
– Попался, выродок. Как жаль, что только один, – а потом её рот закрывает чья-то грубая ладонь.

Лойи обещает поговорить со всеми. Поговорить. Возможно, ей и самой необходимо последовать собственному совету, но она даже не знает, с кого начать. С матери? Вряд ли, только если для того, чтобы та заперла в четырёх стенах и приставила к ней Бриньяра, потому что лучшего телохранителя в их клане нет. С отца? Он, конечно, поверит, и, может быть, будет не так скор в решениях, но, в любом случае, не факт, что захочет бросать все силы войну, в которой нет вообще никаких гарантий. С либералами в этом смысле было немного проще, ведь, если бойня начнется сейчас, то их клан точно поддержат сильные союзники. Либералов много, но далеко не все они готовы действительно бороться за свои надуманные идеалы, не все сейчас согласятся вступиться за права и свободы, о которых вслух талдычили на каждом втором Совете. На самом деле, подсознание очень настойчиво подсказывает, что следует обратиться к Асгейру, и Фрейя решает, что ещё денечек поразмыслит и тогда точно пойдет к брату с очень длинным рассказом. Асгейр горяч на расправу, но его слушают в клане и, пожалуй, его послушала бы Гудрун. Если только он воспримет слова младшей всерьез и не окажется слишком занят. Если только ничего в его обычном поведении вдруг не изменится.
Но, конечно же, не должно. Иначе весь план, уже худо-бедно обрисованный в голове, пойдет прахом.

За несколько секунд до того, как Лойи попадает в ловушку, а её саму грубо хватает какой-то незнакомец, Фрейя даже собирается написать брату прямо сейчас, что им обязательно нужно поговорить, как только он будет свободен. Только вот не успевает, потому что телефон выпадает из рук, ударяясь о землю, а она, сжатая крепкой хваткой, почти не может пошевелиться.
Фрейя мычит что-то в духе "Отпусти" в руку нападающему и безрезультатно пытается вырваться из его рук. Что он хочет сделать – непонятно, но есть чувство, что просто свернуть ей шею, чтобы не мучилась, хоть пока только старается усмирить её пыл, сжимая руки до синяков. У колдуньи перехватывает дыхание, и мысли заполняет знакомое тягучее ощущение паники, которая мешает нормально мыслить в критических ситуациях. Идеи мелькают в голове со скоростью света, а охотник, а это, по всей видимости, именно он, матерится и передвигается в сторону парковки, где оставил машину.
– Твоего дружка просто раздавит, а ты нам ещё пригодишься, – торжествующе выдает мужчина, обдавая ухо Фрейи жаром, и ей одновременно страшно и до того противно, что, кажется, его дыхание чем-то липким стекает по коже. Упоминание Лойи и того, что ей предстоит стать экспериментальной крыской в очередной лаборатории охотников немного приводит её в себя и она, почти рыча, банально со всей имеющейся в ее распоряжении дури кусает мужчину за ладонь. Тот, выругавшись, чуть отшатывается, и колдунья успевает вывернуться из-под его рук. На коже болью и покрасневшими пятнами отзываются отпечатки, но сейчас не до этого, потому что ее разум заполняет почти незнакомая злость. Ровно такой же ублюдок десять лет назад безжалостно пинал её, лежащую на земле, ровно такой же – год назад жестоко расправился над ее лучшей подругой, такие же чуть не убили Лойи на лужайке у его собственного дома. Он ведь не достоин жизни, так?
Охотник кидается на неё снова, и Фрейя отшатывается, сжимая ладонь в кулак. Хрипеть, падая на колени, мужчина начинает уже спустя несколько секунд. Он ещё не понимает, куда подевался воздух, но что же, это ведь, в сущности, их собственная шутка? Может быть, и именно его, раз уж он так талантлив на ловушки. Она лишает его возможности дышать, сжимая кулак все сильнее, почти впиваясь ногтями в собственную ладонь, и только рык Гери заставляет ее отвлечься.
Всего лишь на секунду, но этого вполне достаточно, чтобы уже практически начавший бледнеть охотник успел отползти назад и, заходясь кашлем, вздохнуть. Волк кидается на обидчика, несмотря на собственные раны, тот, шатаясь, поднимается на ноги и пытается отбежать или отбиться. а Фрейя вдруг осознаёт, что слова мужчины о том, что Лойи раздавит могут оказаться правдой. И ей резко становится не до мести охотникам. Никто ведь не знает, как действительно работают их ловушки.

Колдунья бросается в сторону ловушки, на ходу шепча слова простенькой формулы, позволяющей увидеть, хотя бы, где именно находится иллюзия. Контур круга еле заметно подсвечивается блестящей рябью, и она с ужасом понимает, что стены там действительно довольно быстро сжимаются, оставляя уже совсем немного места.
– Помогите мне, Боги, – останавливаясь около странных знаков на асфальте и уже понимая, что они могут быть одним из условий той самой ловушки, Фрейя пытается стереть меловые надписи сначала кроссовком, а затем и рукой, однако это производит совершенно никакого эффекта – они будто начерчены перманентным маркером. У неё кошмарно трясутся руки, она пытается даже не смотреть на то, как кольцом сжимается подсвеченный контур в воздухе, и продолжает искать варианты. Все, что поддается её разуму и всплывает в памяти из заклинаний, способных разрушить чужое колдовство, упорно не срабатывает, но это даже удивительным назвать трудно – она никогда не была слишком уж хороша в гальдре, а уж в таком состоянии, когда перед глазами только какой-то туман, а в ушах звон, и подавно.
Воткнутый в землю крест она замечает, почти отчаявшись, не уверенная, что с Лойи вообще до сих пор все в порядке, уж очень небольшим кажется круг, но ей ничего не остается, кроме как вытащить его из земли. Крест на поверку оказывается ножом с весьма необычной рукоятью, и магией от него разит заметно даже для самого неискушенного в таких вопросах колдуна. Рукоятка начинает печь сразу же, как оказывается зажатой в ладони, но это только утверждает ее в мысли, что если нож брать нельзя, то он обязательно окажется полезен – иначе зачем он здесь. Идей, правда, совсем немного, и после того, как попытка надрезания надписей на асфальте снова не срабатывает, Фрейя решает попробовать иначе и резать ножом прямо там, где находится невидимая стена.

Кожа под рукояткой, кажется, неминуемо останется обожженной, но колдунья подходит к ещё поблескивающему контуру и аккуратно, искренне надеясь, что не попадет по Лойи, надрезает его ножом где-то в районе собственного солнечного сплетения. Контур мигает, а место разреза начинает, как кажется Фрейе, почти реально искрить.
А потом снова слышится хлопок.

Как только рвётся и исчезает невидимая стена, а перед глазами Фрейи снова оказывается живой и относительно невредимый Лойи, она роняет нож и остро ощущает желание больше никуда не бежать. Встать, а лучше даже сесть, немного поплакать от испуга, убедиться в том, что всё уже хорошо. Вот только ничего хорошего, кроме того, что они оба снова выжили, нет. Зато есть рык Гери, прижимающего к земле из последних сил старающегося спастись охотника, есть крики его друзей и брат, который, к счастью, соображает сейчас гораздо быстрее, чем она сама, и кидается заводить машину. Фрейя на каком-то странном автопилоте заскакивает в машину и даже по привычке сразу пристёгивается. Ожог на ладони пылает и от него расходится по руке неприятная режущая боль, но даже это не помогает ей окончательно прийти в себя и осознать, что всё почти закончилось. Помогает только ещё тёплая кровь, размазываемая довольным волком, запрыгнувшим на заднее сидение, сначала по её плечу, а после и по щеке.

Кривясь, колдунья шипит в сторону волка что-то невразумительное и стирает влажные бордовые отпечатки тыльной стороной ладони. Гадость какая, кровь одного из этих ублюдков. Вообще на самом деле Фрейя никогда не испытывала презрения к смертным и не считала, что они обязательно являются вторым сортом, но с этими, назвать которых людьми язык поворачивается с трудом, дело, кажется, обстояло совсем иначе. Ей было до тошноты противно чувствовать на себе гнилую кровь одного из тех, кто использует живых людей в качестве подопытных крыс, ей хотелось немедленно смыть с себя и её, и лабораторную пыль, и вообще всё, что они сегодня переж
или. Нет, Фрейя не жалела, что пошла сюда вместе с Лойи и более того, ловила себя на мысли что даже благодарит Высшие Силы за то, что они не оказались здесь поодиночке, но внутренний ресурс кажется практически исчерпанным.

Первое время она тоже не говорит ни слова, восстанавливая дыхание и задумчиво рассматривая напоминающий клеймо ожог на ладони, привалившись виском к прохладному стеклу. Мысли бегут мимо, и зацепиться ни за одну из них толком не получается: она пытается понять, где они ошиблись, как их вообще умудрились заметить и уж тем более, почти на выходе загнать в ловушку, но ничего не выходит. Память вместо четких картинок последнего спасения подкидывает какие-то не слишком важные детали, вроде цвета кроссовок охотника, резных фигур на рукояти ножа, золотого блеска поискового контура. А ещё.. Ещё она вспоминает, как уронила телефон, открытый на диалоге с братом.
Фрейя прижимается лбом к окошку и несколько раз слегка бьётся об него головой. Ну как можно быть такой растяпой? Так, ладно, его ещё можно заблокировать.
Говорить она начинает одновременно с Лойи.
– Слушай, когда этот урод меня схватил, я выронила мобильник, он разбился, конечно, но надо все равно... –  вслух рассуждает она, прикидывая, есть ли во всем этом смысл. Надо же, они сами пришли сюда по информации с телефона той монашки, Вигдис, кажется, а сейчас она подбрасывает совершенно тоже самое ордену. Вот такая ирония. Оставалось надеяться, что  она ещё успеет, спасибо современным технологиям,  зайти со своего аккаунта и сделать резервную копию всех снимков. То, что брат тоже о чём-то рассуждает, она замечает уже ближе к концу фразы, а дослушав её, резко забывает, как дышать. – За..Заблокировать.

Фрейя пару раз беззвучно открывает и закрывает рот, глядя вперёд и пытаясь осознать, что вообще только что произошло.
– Что? Ты... Эм... Я, – она подбирает слова, с трудом сдерживая при себе просьбы пояснить ей, что бы это словосочетание могло подразумевать и заодно напомнить, что значит "замуж", которое в голове звучит вечным окончанием последней фразы, а то она внезапно позабыла это слово и ей срочно необходим толковый словарь или звонок другу.
Кто вообще делает так предложение? Фрейя никогда не фантазировала о таком, но все примелькавшиеся сюжеты из шедевров киноиндустрии упрямо подсказывали, что у нормальных людей такие вещи происходят никак не в заляпанных кровью машинах, не после того, как они несколько раз за пару часов чуть не умерли, не в тот момент, когда голову в большей степени занимает мысль о том, что самое лучшее во всей этой ситуации – то, что всё закончилось, а он сидит рядом и говорит, совсем неважно, что именно, главное, что живой.
А, впрочем, с Лойи, как и с ней самой, никогда ничего не случается, как у всех, она должна была это понять ещё очень давно, но почему-то осознала окончательно только сейчас. Нормальные герои в такой ситуации и вовсе бы не оказались, а они здесь. Зато вместе.
– Я согласна, – неожиданно для самой себя выдаёт Фрейя, разворачиваясь в сторону Лойи и глядя на него широко распахнутыми глазами.
Если он не шутит, конечно, если не шутит.
Потому что, если шутит, она убьет его сама.

Первую минуту в голове Фрейи царствует блаженная пустота: с её согласием не то, что не разверзаются небеса, хотя внутренние ощущения соответствуют обратному, а не происходит вообще ничего. Лойи всё также ведёт машину, пристально вглядываясь в дорогу, и складывается впечатление, что они ведут какой-то совершенно обыденный диалог, не решающий совершенно ничего. А потом к ней вдруг приходит осознание, от души приправленное паникой.
Что они делают? Как на это отреагирует мама? А дядя Оддгейр? В голове всплывает миллион вопросов, каждый из которых тут же начинает сводить её с ума, потому что настойчиво пробивающаяся к сознанию реальность слишком резко контрастирует с тем, что она чувствует, и ей становится страшно. Страшно от того, что всё то, что она чувствует, и что убеждает её в абсолютной правильности данного ответа, придётся объяснять кому-то ещё, быть может, даже не единожды. А как вообще объяснить то, что надо испытывать, а не понимать?

Впрочем, потом Лойи всё-таки отмирает, поворачивается к ней и, наконец, улыбается. Это действует как транквилизатор, по телу разливается приятное тепло, накатившие страхи отходят куда-то на второй план, и она глупо улыбается ему в ответ, для верности кивая несколько раз. А может, и нет вовсе никакой разницы, что будут думать или спрашивать окружающие? Это ведь ничего не поменяет, во всяком случае, не для них двоих.  Фрейя открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но не находит ничего подходящего. Когда Бродир, сидя вот также напротив нее на водительском кресле, прямо предлагал ей выйти замуж за его сына, она не испытывала ничего, кроме удивления и раздражения, и никаких проблем с подбором подходящих выражений не испытывала, как, впрочем, и практически в любых других ситуациях, но сейчас всё по-другому. Уточнения кажутся настолько же неуместными, как какие-нибудь сопливые признания, потому что они почти преступно обесценят ситуацию.

А ожог напоминает о себе ощутимой болью только когда на него обращает внимание Лойи и возвращает Фрейю в реальность. Колдунья вдруг обнаруживает, что у нее от волнения дрожат руки, и, развернувшись, сжимает пальцами здоровой ладони руку Лойи.
– Да ничего страшного, в бардачке аптечка, а там есть гипотермический пакет. Просто ожог, – глядя на резко помрачневшее лицо кузена, Фрейя старается как можно правдоподобнее улыбнуться. В конце концов, это правда не то, из-за чего ему сейчас стоило бы переживать. – Почти не болит, правда. У Раннвейг наверняка найдется какая-нибудь мазь, в храм приходят и не с такими проблемами.
Ехать до Коупавогюра отсюда не больше получаса, по пустой дороге и того быстрее. Видимо, охотники обратили на волка внимание как раз потому, что их точка стояла совсем близко к городу дома Одина.  В противном случае, были бы уж совсем необъяснимы их наблюдения за животным. Впрочем, может быть и так, что изначально целью местной Инквизиции была хозяйка, а это совершенно другой уровень опасности. В любом случае, подругу надо было предупредить, а значит ей придётся выдать максимум информации. Успокаивало совесть Фрейи в данном случае одно: по факту, в возможные проблемы втягивала жрицу не она, а те, кто умудрился похитить её волка.

Про телефон она и сама уже успела позабыть, окончательно увлекшись куда более волнующими на данный момент мыслями, всё ещё мешающими нормально размышлять о чём-то важном, но волей-неволей к нему пришлось всё же вернуться.
– Имена, некоторые адреса, – она говорила с некоторым сомнением, прокручивая в голове, что могло быть у нее в телефоне действительно важного. Десятки поздравлений с воскрешением, очевидно, были не в счет, потому что вряд ли бы дали что-то понять охотникам кроме того, что не всегда можно считать убитого колдуна умершим окончательно, а это мало кому может быть в новинку. – Вообще обычно я говорю всё важное лично, а не пишу в смс-ках. Единственное что, теперь они точно знают, что в лаборатории были именно мы с тобой.
Она прикрывает глаза, задумываясь, чем ещё может грозить потеря техники, кроме того, что от них теперь однозначно не отстанут, и вдруг понимает, что орден может не просто прийти мстить. Он может запросто мстить не ей лично. Фрейя поднимает свободную руку и, глубоко вздохнув, начинает массировать висок, в котором снова неприятно загудело.
– Скорее всего, уже поздно. Так что теперь они знают местоположение нескольких родовых поместий кланов, если не знали до сих пор, примерный список моих друзей и имеют в распоряжении пару книг. Не самых важных, конечно, такие в электронный вариант не переводят, но всё равно.
Могли ли пригодиться христианским магам заурядные пособия по северному колдовству, конечно, большой вопрос, но с другой стороны, она сама бы сейчас с удовольствием прочла что-то об их магии, потому что бороться с тем, принцип действия чего понимаешь не до конца, сложнее.

– Я очень надеюсь, что ты прав, и нам поверят без лишних доказательств. В крайнем случае, для Совета можно будет поискать в кланах дознавателя, кого-то, кто может просматривать чужую память, как Натан. Можно было бы использовать и его, но ему просто не поверят, он же наш жрец, и, тем более, все знают, что мы дружим. Это не самая приятная процедура, но, думаю, шоу с огнём может кого-то впечатлить.
Эта идея пришла к ней в голову довольно неожиданно. Дар был редким, со своими подводными камнями, вроде того, что по той же логике, как психи из клиники по словам брата верили в то, что говорят, сошедшие с ума колдуны буквально видели и держали в памяти то, во что так верят. Но ведь их двое и вряд ли кто-то посмеет сказать, что им обоим привиделось?
Но это все, конечно, крайние меры, да и Совет может на это не пойти. Но об этом теперь надлежит думать позже. В конце концов, они уже решили, что сначала должны обо всем переговорить дома.